Позади него, не соблюдая строя и субординации, неравномерной массой двигались остальные участники парада. Так задумал де Голль. Он не хотел формальностей, как на военном параде. Он не хотел, чтобы между ним и массами возникали искусственные барьеры, и их не было.
На всем пути следования де Голля толпы людей выстраивались на крышах, у окон и на балконах, заполняли тротуары, выкрикивали слова поддержки. Маленькие девочки подбегали, чтобы вручить ему букеты цветов, которые он поспешно переправлял идущим сзади.
Де Голлю казалось, что у этой толпы «была единая мысль, единый дух, единый вопль». Глядя на плачущих от счастья детей, мужчин, кричащих «мерси», «людей престарелых, делающих мне честь своими слезами», де Голль «как никогда» чувствовал, что является «орудием в руках провидения во Франции».
Но, как понимал де Голль, радость не дается без трудностей. Первый выстрел прозвучал, когда де Голль вышел с Елисейских полей на площадь Согласия. При этом звуке тысячи людей упали на землю или попытались укрыться за стоявшими на площади машинами 2-й бронетанковой. Сержант Арманд Соррьеро, американский солдат, посетивший накануне Нотр-Дам, спрятался за своим джипом. Выглянув оттуда, ветеран дня «Д» «почувствовал стыд»: прямо перед собой он увидел шедшего под обстрелом с невозмутимым видом де Голля, как показалось Соррьеро, «очень прямого, вставшего во весь рост за свою страну».
На другой стороне площади у лейтенанта Ива Чампи из 2-й бронетанковой возникла та же инстинктивная реакция, что и у Соррьеро. Он тоже нырнул в укрытие и в этот момент почувствовал, что в его спину уперлась трость. «Месье офицер, — воскликнул аристократического вида старик, — в вашем возрасте вы должны подняться и прекратить эту глупую пальбу».
* * *
У основания северной башни собора Нотр-Дам разгневанный мужчина барабанил в дверь. Один из священнослужителей собора обещал лейтенанту Бёрту Калишу, что ему будет позволено посадить в башне фотографа для съемки благодарственного молебна. Калиш услышал раздававшиеся за дверью голоса и забарабанил вновь. Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилось небритое лицо человека средних лет в белой рубашке. Он зло прокричал что-то Калишу по-французски и захлопнул дверь. Почти в тот же миг Калиш услышал рев толпы, возвещавший о приближении де Голля. Затем раздались выстрелы. Калиш инстинктивно посмотрел вверх. При этом он отчетливо увидел, что из щелей возвышавшейся над ним башни высовывались дула трех винтовок, стрелявших прямо в толпу. На его глазах все три ствола исчезли внутри башни. «Боже мой, — мелькнула у Калиша мысль, — они хотят убить де Голля!»
Открытая машина де Голля только что подкатила к собору. Де Голль спокойно вышел из нее и принял из рук двух маленьких девочек, одетых в эльзасские национальные костюмы, трехцветный букет. Затем с властным и вызывающе безразличным видом де Голль направился к огромному главному порталу Судного дня собора Нотр-Дам. В это время по площади прокатились залпы выстрелов. Бойцы ФФИ и солдаты 2-й бронетанковой открыли огонь по крышам домов, и вниз дождем посыпалось множество гранитных осколков от гаргулий, украшавших балюстрады собора. Офицеры Леклерка предприняли отчаянную попытку восстановить порядок. Вспыльчивый генерал сам огрел тростью одного из своих беспорядочно паливших солдат.
Де Голль продолжил шествие с невозмутимым видом. В полумраке собора приглашенные на благодарственный молебен слышали доносившиеся снаружи приветственные вопли толпы и резкие звуки ружейной стрельбы. Когда де Голль вошел через портал Судного дня, перестрелка началась в самом соборе. В притихшем, прохладном пространстве огромной церкви эхо перестрелки перерастало в грохот. Прихожане распластались на полу, пытаясь, как показалось капитану Ги, «натянуть на себя молельные скамейки, словно щиты». По 190-футовому проходу, отделявшему его от предназначенного для него места, де Голль шел все той же размеренной походкой, при этом следовавшая сзади и уже изрядно поредевшая группа должностных лиц все так же отставала от него на один шаг. Андре Ле-Троке, один из министров де Голля, прошептал: «Я вижу больше задов, чем лиц». Какая-то женщина высунула голову из-за своего сиденья ровно на столько, чтобы прокричать «Да здравствует де Голль», и снова нырнула в укрытие. Стоя у выхода, Жаннин Стил, секретарша одного из старших офицеров де Голля, подумала: «Мерзавцы, они убили его». Затем, увидев в глубине церкви его маячившую голову, она подумала: «Какая мишень». И наконец, когда он продолжал идти вперед: «Прямой и несгибаемый, столб света, рассекая полумрак, упал ему на плечи». В этот момент симпатичная блондинка, никогда не бывшая ярой голлисткой, почувствовала, что ее глаза наполняются «слезами гордости за этого человека».
