Ползая на четвереньках, мы с Рвелеканой обнаружили еле различимые человеческие следы, ведущие к несработавшей проволочной петле рядом с тем местом, где группа 5 накануне располагалась на отдых. Очевидно, согнутый бамбуковый шест и проволочная петля были в поле зрения. Этим объяснялась нервозность животных, их скученность и внезапное решение перейти на другое место. Мы с Рвелеканой двинулись ползком по их следам вдоль границы парка. И обнаружили еще восемь взведенных ловушек. С чувством огромного удовлетворения мы конфисковали смертоносные петли и изрубили бамбуковые шесты. Убедившись, что нам удалось расчистить этот участок, мы вернулись на исходные позиции и пошли по свежим человеческим следам. Они вывели нас к плантации пиретрума у границы парка и затерялись в сети тропинок, проторенных жителями деревни. Было очевидно, что нам не удастся отыскать дом браконьера, и мы начали долгое восхождение на гору в поисках группы 5.
Как выяснилось, жертвой ловушки оказался Зиз. Свидетельством тому была узкая глубокая рана, опоясывающая наподобие браслета кисть правой руки, розовые пятна на ободранной ладони и длинные царапины, идущие от бицепса до кисти. Вспоминая последовательность вчерашних событий и действия Бетховена, я была уверена, что старый самец клыками стянул петлю с кисти Зиза.
Зиз сам бы никогда не высвободился из петли: его высоко поднятая вверх рука была недосягаема для собственных зубов. Бетховен не смог просунуть свои толстые пальцы под туго затянутую проволоку на руке Зиза. Следует учесть, что гориллы не любят трогать посторонние предметы руками. Скорее всего, Бетховен схватился за верхнюю часть руки Зиза, чтобы она не двигалась, и завел клыки сверху вниз (отсюда длинные царапины на руке Зиза), под петлю, захлестнувшую запястье жертвы. Затем он, очевидно, стянул петлю зубами, ободрав ладонь Зиза.
Через неделю рука Зиза зажила, и он снова стал свободно владеть ею. Остаток лета, проведенного в бамбуковой роще, прошел без происшествий. Очевидно, браконьеры поняли, что за группой 5 ведут постоянное наблюдение сотрудники центра в Карисоке. Браконьеры поплатились бы за свои деяния и решили не ставить новых ловушек.
Мурахе и Шинде тем временем исполнилось по шесть месяцев. Контраст, заметный еще с момента рождения, стал более разительным. Шинда по-прежнему выглядел писклявым головастиком, цепляющимся за живот мамаши, хотя Маркиза с трехмесячного возраста неоднократно пыталась приучить его сидеть на ее спине. А Мурахе, его племяннице, мама Пентси не позволяла залезать на спину до конца четвертого месяца.
С первых дней Мураха была пушистым, смешливым, игривым и жизнерадостным комочком. В отличие от Маркизы Пентси была без ума от своего чада. Днем во время отдыха Пентси часто с широкой улыбкой на лице качала Мураху, подняв ее над головой, пока мама и дочь не начинали крякать от удовольствия, издавая звуки, похожие на хихиканье человека. Между прочим, такое потряхивание над головой преследовало чисто практическую цель. После этого малышка испражнялась, ее жидкие желтые экскременты были характерны для детенышей в самом раннем возрасте, когда их питание в основном состоит из материнского молока. Маркиза никогда не раскачивала Шинду, а потому ко времени, когда Шинде исполнилось четыре месяца, вся шерсть на его животе была пропитана рыжевато-желтой массой. Пентси также разрешала Мурахе подолгу играть на ее массивном туловище, предоставляя ей живот в качестве горки для катания, а руки и ноги ее служили как бы куклой, используемой борцами при тренировке. Восторг малышки в таких играх обычно выражался оскалившимися в улыбке зубками.
Кстати, зубки у Мурахи прорезались в трехмесячном возрасте, и она уже пробовала грызть стебли растений. Ее нескоординированные движения при выдергивании стеблей напоминали попытки пьяницы ухватить двоящийся и отказывающийся стоять на месте стакан. В том же возрасте ее дядя Шинда довольствовался тем, что сидел, тупо уставившись на окружающую растительность, и подбирал с колен мамаши оброненные кусочки пищи.
На четвертом месяце Мураха уже осмеливалась отходить от матери на три метра, хотя обычно детеныши горилл до шести месяцев всегда держатся на расстоянии вытянутой руки матери, то есть около полутора метров. Мураха довольно устойчиво опиралась на руки, а ноги ее слушались плохо и часто подгибались и разъезжались в разные стороны, как вареные макароны. Детеныши горилл всегда начинают передвигаться одинаково. Им с самого рождения приходится активно пользоваться верхними конечностями, чтобы цепляться за материнский живот, особенно в чрезвычайных ситуациях, когда группа бежит и матери не могут их держать на руках. Короткие ноги с толстыми пальцами лишь позволяют им с трудом обхватить широкую талию матери.
