— Она права, милорд. Ангус должен был быть в стойле.
Услышав это сообщение, Каллен обернулся. К ним, прихрамывая, приближался мужчина средних лет. Это был Хэмиш, он следил за порядком в этих загонах, а его хромота — последствие давнего ранения, памятный подарок от Ангуса.
— Я еще не выпускал его сегодня, — сказал Хэмиш, подойдя к ним. — Вчера вечером на закате Ангус отправился в сарай поесть, я закрыл двери и задвинул засов. И сегодня не открывал сарай. Бык не должен был находиться в загоне.
— Значит, его выпустил кто-то другой? — мрачно заключил Каллен.
Мужчина задумчиво кивнул:
— Да, похоже на то.
Каллен сдвинул брови, затем оба мужчины как по команде повернулись и уставились на Эвелинду. Под перекрестным огнем их взглядов она на секунду оторопела, потом нетерпеливо сказала:
— Смею вас уверить, что это была не я.
— Но кто-то это сделал, — проворчал Каллен, чувствуя, как в нем закипает гнев. Кто бы ни был этот человек, его действия чуть не убили Эвелинду. Почувствовав легкое прикосновение, Каллен опустил глаза и увидел, что жена мягко гладит его по руке, пытаясь успокоить.
— Я уверена — тот, кто его выпустил, просто не заметил меня в загоне, — сказала она и пояснила: — Я искала пряжку в траве, стоя на корточках, и выпрямилась только тогда, когда увидела бегущего быка. Несомненно, это случайность.
— Да, — нехотя согласился Каллен, чувствуя, что все это ему сильно не нравится.
— Вот и хорошо, — с натянутой улыбкой сказала Эвелинда. — Теперь осталось только пойти и вернуть пряжку туда, где я нашла ее — в ваш сундук.
И она поспешила прочь, не дожидаясь, пока Каллен остановит ее.
Он угрюмо смотрел ей вслед, испытывая смутную тревогу.
— Это не случайность, милорд, — тихо сказал Хэмиш, отводя взгляд от удаляющейся Эвелинды. — Кроме меня, никто и никогда не имеет дела с Ангусом. Если двери сарая открыли, для этого могла быть только одна причина — вашу жену увидели в загоне и захотели напустить на нее быка.
Некоторое время Каллен молча смотрел на мужчину, затем прервал затянувшуюся паузу:
— Кому и зачем это могло понадобиться?
Хэмиш неопределенно пожал плечами:
— Зачем кому-то понадобилось убивать вашего дядю, и отца, и первую жену?
— Это были несчастные случаи, — холодно возразил Каллен, хотя в глубине души сильно сомневался в своих словах. Так или иначе, раз не удалось выяснить ничего определенного, приходится смириться с версией о несчастных случаях — невозможно всю жизнь прожить с головой, повернутой в прошлое.
— Сегодня тоже все выглядело бы как несчастный случай, — заметил Хэмиш.
При этих словах Каллен напряженно выпрямился и резко, словно от удара, вскинул голову.
— Тут есть о чем подумать, — отметил напоследок Хэмиш, отвернулся и пошел вдоль изгороди к сараю.
Хэмиш был прав. Очевидно, нерешенные загадки прошлого не желали отпускать Каллена, настойчиво напоминая о себе. Все началось с дяди Дарака. Во время охоты ему в спину попала стрела. Никто не признался в содеянном, но люди восприняли это более или менее спокойно, решив, что человек, выпустивший стрелу, наверняка и сам не знал, куда она попала. Каллену было всего четырнадцать лет, и его впервые взяли на охоту. В тот раз они наткнулись на целую семью диких кабанов. Два взрослых вепря бросились на людей, защищая свое потомство, а охотники — их было больше двух десятков — рассеялись и поскакали кто куда, чтобы убраться с пути животных. Разъяренные кабаны чрезвычайно опасны.
В тот день стрелы градом сыпались буквально отовсюду, а кабаны, кидаясь на все, что движется, метались из стороны в стороны, будто не замечая стрел, торчавших из них, словно иглы из огромных ежей. Наконец два кабана рухнули замертво. Пришло время собирать трофеи и возвращаться в замок, и тут разгоряченные охотники заметили отсутствие своего лэрда. Пустившись на поиски, они обнаружили его в густых зарослях кустарника со стрелой в спине. Дарак был еще жив. Судя по его словам, он свалился с лошади — один из кабанов испугал ее и она взвилась на дыбы. Падая, Дарак почувствовал, как что-то вонзилось ему в спину, и решил, что совершенно случайно оказался на пути летящей стрелы. Все согласились с ним. Поэтому тремя днями позже, когда Дарак умер от лихорадки, вызванной воспалившейся раной, обитатели замка сочли это роковым стечением обстоятельств.