- Думаю, он чист, Вилим Яковлевич, – подытожил Канделябров.
- Похоже, что так. Дальше.
- Дальше - «пригляд».
- «Пригляд», - повернувшись к помощнику, объяснил Собакин – на нашем жаргоне означает такое наблюдение, когда изменяя внешность, сыщик бывает в местах происшествия, приглядывается, ищет свидетелей и составляет свое первое мнение о деле. Ясно?
Ипатов кивнул, а Спиридон продолжал:
- Сначала я был на Тверском бульваре. Дом Арефьевых считается богатым, но закрытым. Вечеров почти не устраивают – предпочитают выезжать сами. Интересы семьи самые обыкновенные для их круга: прогулки, театр, редко - званые обеды и вечера. Приёмных дней нет. Молодая Арефьева особых пристрастий не имеет. Серьёзна, своенравна, набожна, как и её тётка – Анна Матвеевна. Другая родственница – сестра покойной матери, Лариса Аркадьевна – с домашними суха, въедлива и придирчива к прислуге. Тоже набожна, но держится особняком от других членов семьи. Прислуга считает, что это из-за того, что в девках засиделась: чудит с дури и от гордости. В церковь ездит куда-то на Арбат и не на своих лошадях, а берёт извозчика. Я поставил нашего агента выследить, куда она одна отлучается из дома. Сегодня утром к ним приезжал Зяблицкий. Пробыл часа два и уехал к себе в Анатомический. Арефьев посылал к Залесской человека с запиской. Его разговорить не удалось. Прислуга склоняется к мысли, что барышня попала в беду, не иначе. Причины не знают, но убеждены, что сама она никуда бы не делась. Уж больно хорошо у неё все складывалось: и наследство большое ей отходит и жених по душе.
- Так, дальше.
- Теперь - Страстной монастырь. Мальчишка, что караулил экипажи, к сожалению, ничего необычного не видел. Он, с таким же мальцом, как и сам, сидел в карете старшей Арефьевой и резался в карты. Они только изредка поглядывали на другой экипаж. Под конец дежурства у них и вовсе дело дошло до драки: каждый другого обвинял в жухальстве. Короче: от них толку нет. Монашки в тот день тоже ничего необычного не заметили. К семье Арефьевых все относятся с почтением: они постоянные прихожане и благодетели. Знакомств особенных не имеют – поздороваются, с праздником поздравят и всё. Анна Матвеевна строга в обхождении и племянницу к этому приучила. Но вот что интересно: монастырский сторож утверждает, будто у ворот, ещё до начала службы, он приметил коляску с поднятым верхом. Возницу старик не рассмотрел, а про коляску говорит, что она знатная: рессорная, лаковая. Появилась она там впервые, простояла всю службу, как будто кого дожидалась, хотя чужих в церкви не было.
- Вот вам и ниточка, – сразу отреагировал Собакин. – Теперь, Спиридон Кондратьич, твоё дело её найти. Опроси извозчиков, что бывают на Страстной площади, пройдись по чайным и кабакам. Не мне тебя учить. На розыск возьми с собой Ипатова. Чтоб завтра коляска была!
- Слушаюсь, Вилим Яковлевич.
- Ай да Власий, нам не открылся, а тебе, Спиридон, про коляску рассказал, – покрутил головой сыщик.
- Так вы - баре. А мы с ним за чаем с медком хорошо поговорили о божественном, вспомнили старинные времена, когда всё лучше было. Он мне пожаловался, что на нём все запоры в монастыре - ответственность большая, а уважения нет. Я, конечно, посочувствовал.
- Учитесь, Александр Прохорович. Без подхода к людям - в нашем деле нельзя.
- Я, Вилим Яковлевич, ещё к Мелецкому ездил – на Поварскую. Хотите верьте, хотите нет, а ведь у этого жениха, со строгими-то правилами, полюбовница имеется, – продолжил доклад Канделябров.
- Час от часу не легче, – поднял брови Собакин.
- Да-с и с ребёночком. Содержит он её давно. Похоже, что и дитё – его. Скрывает, понятное дело, да от прислуги разве утаишь!
- Кто такая?
- Французская мамзель с Кузнецкого. Служит в магазине Бонне. Тьфу ты, злая сила! Я же говорю – от баб все напасти!
- Ваша правда, Спиридон Кондратьевич, – встрял помощник. – Видели бы вы невесту старшего Арефьева, ещё бы не так выразились! Это что-то особенное. Такая может любого до каторги довести. Я как её увидел, так сам чуть не свихнулся.
- Это точно, – рассмеялся Вильям Яковлевич. – Я - свидетель. Наш Александр Прохорович пришёл в совершенное неистовство при виде красивой женщины.