— От врагов? — смеялся он. — От каких таких врагов?
На старости лет короля стал мучить ревматизм, и ему все труднее было передвигаться по библиотечным залам. А были эти залы многочисленны и обширны, и одни от других отстояли иногда очень далеко. И вот одному архитектору пришло в голову проложить для Его Величества рельсовый путь через все залы библиотеки и пустить по нему удобную тележку. Что об этом думает Его Величество?
Король Холунд был, безусловно, хорошим королем, но иногда уж очень чудаковатым.
— Да будет так, — сказал он, — но я хочу, чтобы все посетители могли пользоваться этим удобством наравне со мной. Так что разработайте соответствующий проект. Не бойтесь, если он покажется безумным! Я вас поддержу.
Архитектор прислушался к этим пожеланиям. Он разработал совершенно безумный проект невиданной системы галерей общей протяженностью более шестидесяти километров; галереи предполагалось обшить панелями и оборудовать рельсами и изящными масляными лампами, развешанными то справа, то слева на всем их протяжении. Придворным столярам была заказана «флотилия» из ста хорошеньких тележек. В каждой могло помещаться четыре пассажира — попарно друг против друга, для удобства беседы. Ведущие тросы протянули в стенах, так хорошо замаскировав их, что создавалось полное впечатление, будто тележки движутся по волшебству. На самом деле все тросы сходились в одном зале, где сменяющиеся бригады молодых парней манипулировали ими без особого труда благодаря хитроумной системе блоков. На воплощение проекта ушло несколько лет, и, к немалому удивлению скептиков, все получилось и работало безукоризненно. С тех пор библиотека стала вдвойне притягательной: жители Малой Земли и прежде любили ее, а теперь и вовсе признали лучшим местом на острове.
Мальчики откинули полость и выскочили из саней.
— Спасибо, господин Хольм, пока!
— Пока, близняшки! И не забудьте передать от меня привет госпоже Хольм.
— Нет-нет, не забудем.
Это было у них вроде игры. Господин Хольм вот уже который год каждый четверг возил их в королевскую библиотеку в санях, запряженных конем Бураном. А там их встречала госпожа Хольм со своей неизменной улыбкой. Они передавали ей привет от мужа, она благодарила, а когда через несколько часов они уходили, говорила в свой черед:
— До свидания, близняшки, и не забудьте передать от меня привет господину Хольму.
Этот ритуал никогда не нарушался.
Извозчик не спешил пускаться в обратный путь, провожая глазами мальчиков: вот они поднялись на крыльцо, вот, навалившись вдвоем, отворили тяжелую дверь и скрылись внутри. Хорошие ребята эти двое, вежливые, никогда не дуются. Он набил трубку и обернулся. Отсюда город казался спящим. Серые дымки поднимались, лениво завиваясь, и таяли в ясном небе. Снегопад прекратился еще вчера, сразу после похорон короля, как будто исполнил свою задачу — с почетом проводить умершего, не оставляя его до последней минуты. А дальше, за городом, — белый простор снегов, леса и холмы. Хольм полюбовался пейзажем и перевел испытующий взгляд на горизонт — туда, где на востоке лежало море. А еще дальше, за морем, — Большая Земля, где он никогда не бывал.
Он сказал «близняшки», их все так называли, а между тем на самом деле близнецами они не были. Знали об этом очень немногие. Сыном Сельмы был только Алекс. Зимней ночью десять лет назад она произвела его на свет — его, но не Бриско. А при каких удивительных обстоятельствах — об этом стоит рассказать.
Три часа ночи; в спальне на втором этаже в доме Йоханссонов — трое: младшая сестра Сельмы, приехавшая из провинции ей помочь, повитуха, за которой сбегали на соседнюю улицу, и она, Сельма, совсем молоденькая мать с тугим, как переполненный бурдюк, животом. Итого трое, а потом четверо — с появлением этой розовой и орущей человеческой единички, которой предстоит стать Александером Йоханссоном.
Внизу Бьорн, отец, ждет и волнуется, как волнуются в подобных случаях все отцы. Он — старший мастер в королевских столярных мастерских и не теряется ни перед какими трудностями, но тут он чувствует себя бессильным и лишним. Он слышит, как стонет, потом кричит та, кого он любит, — там, наверху, у него над головой. Перед ним туда-сюда, вверх-вниз торопливо снуют две женщины — то за горячей водой, то за полотенцами… И когда, наконец, его зовут посмотреть на сына — потому что это сын, — он взбегает по деревянной лестнице, и сердце так и рвется у него из груди. «Бьорн» означает «сильный, как медведь», но этот медведь выглядит на редкость смирным и неуклюжим, когда держит в своих широких лапищах новорожденного, который и не весит-то почти ничего. Слезы, смех, поцелуи — в общем, все, что полагается в честь рождения новой жизни. Но молодые родители еще не знают, какой невероятный сюрприз ожидает их в эту же ночь.
