После обеда обе команды отправились на конную прогулку. Энн до сих пор чувствовала легкую дрожь в руках и ногах, напоминавшую ей о том, что сегодня она могла лишиться жизни, и наполнявшую ее приятным, почти блаженным ощущением.
Мартина была подругой Доминик по колледжу и одновременно олимпийской чемпионкой по академической гребле. Ее доброжелательность и открытость мгновенно очаровали Энн, и та смотрела на нее с восхищением, поражаясь тому, какие все же хорошие люди водились у де Бург в друзьях.
– И она не сочла участие в командных состязаниях ниже своего достоинства? – задала Энн вопрос, вертящийся у нее на языке.
Она устала. К тому же рядом с Мартиной она чувствовала, что может говорить, не задумываясь о том, приличны ли ее вопросы и замечания. Не то, что рядом с Доминик. Как на минном поле.
– Ниже ее достоинства? – рассмеялась Мартина, запрокидывая голову.
Ветер трепал ее короткие русые волосы. Она метнула на Энн удивленный взгляд, прежде чем, натянув поводья, вернуть свое внимание дороге.
– Уверяю тебя, Дом не из тех людей, кто смотрит на мир подобным образом.
– Мне очень сложно в это поверить, – откровенно выразила свои сомнения в ее словах Энн.
– Дом прекрасный человек, заботливая сестра и преданный друг, – сказала Мартина без нажима. Не пытаясь убедить Энн в чем-либо.
– Сестра? – переспросила Энн.
– У Дом есть младший брат Гарри, ему всего шестнадцать. И он ее просто обожает, – ответила Мартина.
– Вот как, – рассеянно пробормотала Энн.
– А несколько месяцев назад Доминик спасла своего друга от очень неосмотрительной женитьбы, - продолжала Мартина.
Энн замерла в седле.
– В каком смысле неосмотрительной?
– Девушка вызывала серьезные возражения.
– Если мистеру Киссингеру требуется одобрение своей подруги, вряд ли он когда-нибудь сможет выбрать достойную партию, – выпалила Энн с горячностью.
Мартина окинула девушку долгим взглядом.
– Извините, мне надо возвращаться, – еле сдерживая слезы, произнесла Энн, развернула своего коня и галопом устремилась в конюшню.
Ворвавшись в свою комнату, она в полном смятении стала мерить ее шагами, то обхватывая голову руками, то сцепляя ладони перед лицом. Так это Доминик являлась виновницей несчастий Джейн! Доминик своим непрошенным вмешательством разрушила счастье ее сестры – самого прекрасного и доброго человека на свете. Вот уже полгода прошло, а Джейн до сих пор носит боль в сердце. И, зная ее, Энн могла предположить, что сестра еще не скоро сможет избавиться от этого горького чувства. Слезы негодования душили девушку.
– Вызывает серьезные возражения, – повторяла Энн, сжимая кулаки.
О, с каким бы удовольствием обрушила она сейчас свой гнев на де Бург. А эта мысль была не такой уж и безумной.
– Я знаю, где тебя искать! – процедила Энн сквозь зубы, полагая, что Доминик должна была остановиться в лучшем отеле Сноудонии.
Она бросилась к выходу из комнаты, рванула на себя дверь и в следующую секунду налетела на стоящую в дверях Доминик. Резко отскочив от де Бург, будто та представляла собою нечто невообразимо ужасное, Энн оказалась у письменного стола в противоположном углу комнаты. Столько яростных слов готовы были слететь с ее губ, что девушка закрыла рот ладонью.
Доминик вошла в комнату, прикрыв за собою дверь. Она, не отрываясь, смотрела на Энн.
– Ты куда-то спешишь? – спросила она девушку.
– Уже нет, – выразительно ответила та.
И тут с Доминик произошли неожиданные изменения. Она отвернулась и нервно заходила по комнате, точь-в-точь как Энн две минуты назад. Никогда, никогда раньше Энн не видела Доминик столь неуверенной и… подвижной.
«Почему присутствие де Бург заставляет меня усомниться в себе до такой степени, что я перестаю доверять собственным органам чувств?» – с возмущением подумала Энн, выпрямляясь. Она полностью вернула себе самообладание. И теперь ждала, когда Доминик сделает то же самое.
– Я больше не могу бороться с этим чувством, – горячо произнесла Доминик, резко остановившись и повернувшись к Энн. – Я люблю тебя!
– Чт…, – слова застряли у Энн в горле, и она закашлялась.
Энн была удивлена настолько, что всерьез опасалась за адекватность собственного восприятия реальности. «Все чудесатее и чудесатее!» – пронеслись в голове слова любимой Алисы из сказки Кэрролла. Гнев ее поутих, затмеваемый ошеломленностью.
