Кто-то выкрикнул:
— Знаю, знаю, миссис Сэнфорд сейчас для нас споет!
— О, дорогая, — откликнулась миссис Сэнфорд, — никто не захочет слушать мое пение!
— Ну, — попросила Сюзан, — ну, пожалуйста, миссис Сэнфорд. Я так люблю слушать вас.
Они стояли и слушали, а она запела печальным приглушенным голосом «Kennst du das Land?» Сюзан много раз слушала, как она поет эту песню, так почему же сейчас ей не хочется зарыдать, когда она вспомнила ее?.. Каждый раз, выглядывая из переднего окна, она вспоминала, как выглядела миссис Сэнфорд в тот день, когда пела.
Западные окна выходили на лес Бродяги. Там они с Марком стали женихом и невестой. Он спросил в тот день: «Куда мы пойдем, Сю?» И она ответила: «Мне всегда хочется идти в лес Бродяги! Так пошли же!»
В детстве она не играла там из-за детского суеверия, передающегося от одного поколения товарищей по детским играм другому, что в лесу бродит призрак бродяги, который давным-давно повесился там над своим собственным бивачным костром, на самом виду у всей улицы, полной домов, семей и детей. Свет из их окон, должно быть, тускло освещал его, когда он ел свой ужин — а на ужин у него была наполовину пустая банка фасоли, так что он не мог умереть от голода. И там была маленькая кучка дров, чтобы поддерживать огонь в костре. В его кармане даже нашлось достаточно денег, чтобы похоронить его. Они лежали в конверте, а на нем он карандашом написал неразборчивым почерком: «На мои похороны — не на кладбище». Не было видимой причины вешаться ему на виду у людей. Это было так странно с его стороны, что матери в самом деле успокоились, поняв, что они не могли ему помочь. Они сказали поверх голов своих детей: «Похоже, это необычный человек. Видимо, он не знал, что ему с собой делать». И дети, подражая тону их голосов, сделали из бродяги привидение и никогда не подходили близко к лесу, где он умер.
Но Сюзан с Марком отправились туда вечером, чтобы побыть вместе. Они были уверены, что в лесу Бродяги они совершенно одни.
— Боишься? — спросила она, смеясь.
— С тобой — нет, — ответил он и рассмеялся в ответ.
Их маленький домик частично был повернут к этому лесу; и она находила это место прелестным и девственным и иногда, ближе к вечеру, ожидая прихода Марка, бродила среди отдаленных деревьев, припоминая эту старую историю, однако не боясь ее больше, поскольку они с Марком сделали ее как бы своей. Это был странный лес, невероятно тихий, с нетронутыми дикими цветами. Она больше никогда и нигде не встречала такого леса.
Но все равно она приходила туда редко. Всегда находилось что-то, что ей нужно было сделать по дому. Когда днем позже они пришли домой, и когда к ним пришли в гости все их друзья, все наперебой говорили: «Не понимаем, как ты сделала это, Сю!», «О, дом выглядит так, словно вы прожили в нем многие годы!» И они с Марком, смеясь и держась за руки, купались в абсолютном счастье, своем собственном, простом счастье, и принимали это восхищение как частицу этого счастья. Они не стали делать ничего экстраординарного, понимая, что их домик маленький, и чувствуя, что они и так удачливее всех своих женатых друзей.
Когда все ушли, в эту первую ночь они совершили совместный обход всего дома, чтобы удостовериться, чтобы осмотреть все еще раз — гостиную, столовую, кухню, прихожую, лестницы, две спальни, небольшой кабинет Марка и маленькую ванную, отделанную желтым кафелем. Марк хотел подняться в мансарду, но она остановила его:
— Не поднимайся! — крикнула она. — Там ничего нет. Я даже не решила еще, что сделаю наверху.
Это было правдой, она даже не была там с тех пор, как принесла туда незавершенную голову и свой рабочий инструмент. Так что они повернулись и снова спустились вниз, чтобы посмотреть, действительно ли дымоход в гостиной вытягивает дым. Если да, то Марк разожжет огонь. Это было необязательно, поскольку ночь была такой тихой и теплой, что они оставили открытой входную дверь и могли наблюдать за тем, как в конце улицы внезапно погасли фонари, а затем — свет в домах их друзей. Это было завораживающе красиво. Она чувствовала бодрость, веселье, которое с каждой секундой росло в ней при мысли об ее жизни, об этом свете, о друзьях, о доме и о Марке, ее муже. Вниз по улице, за углом, жили ее родители и Мэри; там прошло ее счастливое детство. Она была очень счастлива. Почему отец сказал ей «прощай»? Она не должна оставлять позади что-либо, когда ушла с Марком. Все это было здесь, с ней. Если она захочет, то сможет стремительно спуститься по улице, завернуть за угол, отворить дверь и вернуться опять в свое детство.
