— В качестве посланника короля я имею право держать в руках все, что мне потребуется, господин аббат, — отрезал я.
— Да, сэр, разумеется. — Глаза аббата неотрывно следили за печатью, которую я опустил на поднос. — Полагаю, сэр, после долгого пути вы изрядно проголодались. Если не возражаете, я прикажу подать ужин.
— Благодарю вас, но лучше сделать это несколько позднее.
— Мне очень жаль, что пришлось заставить вас ждать. Но у меня были срочные дела с управляющим дальним имением. Мы еще не покончили с расчетами за урожай. Позвольте предложить вам вина?
— Разве что совсем немного.
Он налил мне вина, потом повернулся к Марку.
— Могу я узнать, кто вас сопровождает?
— Это Марк Поэр, мой помощник.
Аббат недовольно вскинул бровь.
— Господин Шардлейк, нам предстоит обсудить весьма серьезную проблему. Я полагаю, будет лучше, если наш разговор состоится с глазу на глаз. Юноша может отправиться в покои, которые уже приготовлены для вас.
— Полагаю, господин аббат, ему лучше остаться. Да будет вам известно, господин Поэр сопровождает меня по требованию главного правителя. Он будет присутствовать при нашем разговоре до тех пор, пока я сам не прикажу ему удалиться. Вы хотите взглянуть на бумаги, удостоверяющие мои полномочия?
При этих словах Марк бросил на аббата насмешливый взгляд.
Щеки аббата залились краской.
— Как вам будет угодно, — промолвил он, склонив голову.
Я достал документы и протянул ему. Руки аббата слегка дрожали, когда он взломал печать.
— Я уже переговорил с доктором Гудхэпсом, — сообщил я.
Лицо аббата приняло непроницаемое выражение, а крючковатый нос его слегка сморщился, словно ощутив враждебный запах Кромвеля, исходивший от документов.
Я посмотрел в окно. Работники, закончив сгребать листья, подожгли их, и в серое вечернее небо устремилась тонкая струйка дыма. Ранние сумерки уже начали сгущаться.
Аббат пробежал бумаги глазами, потом положил их на стол и вновь посмотрел на меня, сцепив руки на животе.
— Это убийство — без сомнения, самое ужасное событие, случившееся в нашем монастыре за всю его историю, — изрек он. — Полагаю, вам известно, что оно сопровождалось осквернением церкви. Все это… повергло меня в отчаяние.
Я кивнул:
— Лорд Кромвель тоже был весьма обеспокоен, узнав о происшедшем. Он не желает, чтобы по стране поползли слухи об этом прискорбном событии. Надеюсь, все обитатели вашего монастыря хранили молчание?
— Разумеется, сэр. И монахам и служкам было сказано: если хоть одно слово проникнет за стены обители, им всем придется держать ответ перед главным правителем.
— Рад слышать, что вы столь неукоснительно выполняете полученные распоряжения. Пожалуйста, проследите за тем, чтобы все письма, прибывающие в монастырь, прежде всего, доставлялись мне. И, разумеется, ни одно письмо не должно быть послано без моего одобрения. А теперь поговорим о визите эмиссара Синглтона. Насколько я понимаю, он был здесь отнюдь не желанным гостем?
Аббат тяжело вздохнул.
— Что я могу сказать? Две недели назад я получил письмо из канцелярии лорда Кромвеля. Там говорилось, что в наш монастырь вскоре прибудет эмиссар, который обсудит с нами некоторые весьма важные вопросы. Едва прибыв, эмиссар Синглтон сделал заявление, поразившее меня, как гром среди ясного неба. Он сообщил, что цель его визита — заставить нас дать добровольное согласие на упразднение монастыря. — Аббат не сводил с меня глаз, в которых теперь светились не только тревога, но и откровенный вызов. — Да, эмиссар настаивал на том, что согласие на роспуск должно быть именно добровольным, — повторил аббат. — Ему во что бы то ни стало, нужно было добиться этого, и он пускал в ход разные способы — от денежных посулов до каких-то туманных угроз. Впрочем, должен сказать, что все его намеки на беззакония, якобы творившиеся в нашем монастыре, не имели под собой ни малейших оснований. Документ о добровольном упразднении, который он предлагал мне подписать, являл собой пример самой беззастенчивой клеветы. Там содержались признания в том, что вся наша жизнь проникнута ложью и притворством, что мы предаемся разврату и по-прежнему справляем церковные службы, следуя бессмысленному римскому обычаю. — В голосе аббата зазвучала откровенная обида. — В то время как все службы в нашем монастыре совершаются в полном соответствии с распоряжениями главного правителя, и каждый из братьев принес клятву, в которой отказался признавать власть Папы.
