- Да все не могут.
- А ты думаешь, они плохие?
- Почему плохие? Они обыкновенные люди.
- А ты? Необыкновенный? Да?
- С чего ты взял? Да что ты ко мне придираешься?
- Потому что воспитываешь...
- Ну и что?
- А я не хочу. Катайся себе и катайся. А меня не воспитывай.
- Да ты кто такой, чтобы так разговаривать?
- Я ужасно злой!
- Почему?
- Потому что не получается.
- Злись сильнее, тогда получится.
Я лыжи снял и нарочно запустил их ему навстречу. Они в разные стороны раскатились. Пусть не думает, что меня всю жизнь можно таскать на разные вершины. Я сам буду делать, что захочу. Может, теперь он не будет думать, что на меня можно положиться. Все будут на меня полагаться - мне свои дела будет некогда делать. А у человека должны быть свои дела, а не только помогать старшим, я в этом уверен. Я пока не знаю, какие дела. Потом узнаю...
Отец подобрал мои лыжины одну за другой и опять ко мне направляется. Злющий, наверно. Сейчас даст мне как следует палкой за то, что я его воспитываю, сразу вниз и полечу.
Эх, испариться бы мне куда-нибудь!
Некуда деться... Вот подходит, и я решил первый на него нападать, пока он ещё за меня не принялся.
- Как дам! - ору.
- Как? - удивился отец. - Ты со мной драться?.. Да ты что? Впрочем, давай, - смеётся. - Ты рассчитываешь победить? Или мне это предоставляешь? Я же всё равно тебя побежу, потому что ты трусишь.
- Мне надоели эти лыжи...
- Не валяй дурака, надевай лыжи, а то проиграешь.
- Не буду надевать! Я лучше сяду и так скачусь...
- На что сядешь? На лыжи? На лыжах, мой дорогой, надо как следует стоять, а не садиться.
- Я без лыж сяду...
- Да ты очумел от страха? На чём ты хочешь с горы съезжать? Ты подумай только... Некрасиво!
Пришлось нехотя эти лыжи опять надеть, а то подумает, я трус.
- Ты не бойся упасть. Этого нельзя бояться. Упадёшь - не беда. Встанешь - опять поедешь.
- Не хочу!
- Теперь это уже не важно: хочешь, не хочешь. Теперь тебе это уже НАДО.
- Это тебе надо, а мне зачем?
- Потому что у тебя здоровые крепкие ноги.
- У меня ноги ватные!
- Ты возьми себя в руки. Прикажи своим ногам спружинить.
Только я стал думать про свои ноги, они у меня сразу как железные стали.
- Я не могу, у меня ноги не сгибаются.
- Подпрыгни с лыжами на месте: раз-два!
- Вот видишь, я уже чуть не упал.
- Я этого не заметил.
- А я заметил...
- Теперь марш вниз, а то я тебя столкну!
- Не трогай меня, не трогай! Не прикасайся!
- Пошёл!
- Не могу!
- Не будешь же ты сидеть здесь вечно. Сам посуди.
- Сейчас назло тебе умру на этой горе проклятой. Ты будешь виноват.
Лыжи вдруг поехали, я за ними не успел, хотел упасть, но нечаянно вперёд наклонился, и это меня спасло. Не успел я этому обрадоваться, как сразу упал назад, но ударился совсем не больно, подумаешь...
Вижу: очутился в самом низу. Тут же вскочил и вверх полез.
Отец стоял, упираясь на палки, и улыбался.
Очень большая гора, долго мне на неё карабкаться. Отец со свистом промчался мимо. Потом нагнал.
- Ну вот и всё, - сказал он и протянул мне руку. - Теперь можно подкрепиться.
- Как это - всё? - говорю. - Тебе хорошо говорить, ты не упал. А я ещё хочу скатиться.
- Зачем? - спрашивает.
- Но я же упал. Теперь хочу съехать без падений...
- Теперь тебе никакая гора не страшна. Я за тебя спокоен.
- Ты и приехал сюда, чтобы мной довольным быть?
- Ты теперь ни с какой вышки не будешь съезжать на заду, надеясь сократить расстояние до земли. Никто не подумает, что ты трусишь. Самое главное - ты сам так никогда не думай.
- Я и не думаю. Зачем мне на вышку ещё лезть?
- Ну, когда-нибудь может понадобиться...
- Разве тогда мы с тобой тоже будем вместе?
- Не знаю... Ох ты хитрец!
- Не думай, не хуже тебя, - говорю. - Просто ты большой, а я маленький.
- Я не думаю, что ты хуже.
- Думаешь, думаешь. Я же вижу...
- С тобой невозможно разговаривать.
- Это с тобой невозможно.
- Ты дуешься на меня? За что?
Скорей всего я на себя злился. Хорошо всё же, здесь только мы такие "умные". Никто не слышит, как я ссорюсь со своим отцом. Если бы у меня лучше шло дело, а у него хуже, тогда он бы злился, а не я.
