Кони хватали высокую сырую траву, торопливо жевали, гремя удилами. Кроме сына тут были и нойоны — Хулабри, Арин-тайчжи, Эльхутур и Алтун-Ашух.
— Где воины и нукеры?
— Ночь темна. Мы потеряли друг друга, — сказал Алтун-Ашух, виновато моргая глазами.
Сын нахмурился.
— Они сами хотели потерять нас. Отстали и повернули назад. Я же говорил тебе, отец!
Верно, говорил. Но будь он даже здоров, ничего бы не смог сделать.
Семьи и стада нукеров, воинов остались там. Эрхе-Хара не враг его людям, он враг ему. Сейчас Эрхе-Хара силен, а люди льнут к сильным и покидают слабых. Эти не могли покинуть его, слишком близко стояли к нему и не были уверены, что Эрхе-Хара их простит.
Успокоительно булькала вода в корнях деревьев. Он сполз с седла, лег на траву, ощутил горячим затылком сырую прохладу земли, закрыл глаза.
Нойоны расседлали коней, легли в отдалении. Но заснуть никто не мог.
Беспокойно ворочались, разговаривали. Сначала ругали найманов. Держали предателя Эрхе-Хара, как заветную стрелу в колчане, и вот вынули на горе людям… Этот разговор был мало интересен, слушал его вполуха.
Боль в голове стала тише. Он лежал расслабленный, неподвижный, боялся даже открыть глаза, чтобы не растревожить ее. Желанная дрема стала заволакивать сознание. Но что-то в разговоре нойонов беспокоило его, что-то новое уловил он в этом разговоре.
— …плохо жили! Со всеми перессорились — с найманами и меркитами, тайчиутами и татарами. Никто не захочет дать прибежища.
По голосу узнал Эльхутура.
— Хе, плохо жили! Ссорились… Возвеличили же хана Тэмуджина, оделили всем, чего он хотел. Когда за нас такой великий владетель и воитель — что найманы со всеми тайчиутами, татарами и меркитами! Тьфу!
Это Арин-тайчжи. Прыщеватое, нездоровое лицо, злые глаза с желтыми белками… Арин-тайчжи всегда чем-нибудь недоволен, всегда кого-нибудь осуждает. Сейчас он, похоже, добирается до него. Неужели никто из них не даст ему подобающего ответа? Ага, говорит Хулабри. Умен, отважен…
— Не то беда, что у нас мало друзей, а то, что недруг Инанча-хан.
Было же у него желание примириться с нами. Не сумели. Не хватило ума…
Тоже виновного ищет. А он любил Хулабри больше других, доверял ему многое…
— Ничего… Только бы справиться с Эрхе-Хара! Ничего…
Голос сына. Нилха-Сангун недоговаривает, но и так понятно: все будет иначе, чем было. Уж он об этом позаботится. Обещание дает. Эх, сын… Если бы жизнь человека слагалась по его замыслам! Она как колченогая лошадь: в любое время, на самом ровном месте может споткнуться и вывалить тебя из седла.
— Пустые ваши разговоры! Трясете прошлое, как женщины пыльный войлок.
Хану спать мешаете. Он один знает, как быть и что делать. Ему все это не в новинку…
Обидно, что эти слова сказал не сын, а грубоватый, не очень речистый Алтун-Ашух. Он всегда в стороне от других, сам по себе. Из-за трудного характера держал его в отдалении. Надо будет отличить и приблизить…
И сразу почувствовал горечь. Не много даст это Алтун-Ашуху. Еще не известно, что будет с ним самим. Жизнь не один раз опрокидывала его на землю. В семь лет попал в плен к меркитам. Собирал сухие лепешки аргала, толок в деревянной ступе просо вместе с рабами-харачу. Выручил отец. Отбил у меркитов. А через пять лет попал в руки татар. Из этого плена выбрался самостоятельно. Подговорил пастуха, украли с ним лошадей и бежали. Потом борьба с нойонами-предателями и братьями-завистниками, гибель жены, казнь Тай-Тумэра и Буха-Тумэра. Бегство от Эрхе-Хара и найманов. Как и сейчас.
Но тогда он был молод и не четыре ворчливых нойона, а сотня храбрых воинов шла за ним…
Арин-тайчжи недоволен, что помогал Тэмуджину. Не мог он не помочь. В Тэмуджине он видел самого себя, повторение собственной судьбы. Боль Тэмуджина проходила через его сердце.
Легкой бабочкой улетела дрема. Он хотел повернуться и не сдержал стона. Нойоны замолчали. Сын подошел к нему, опустился на колени.
— Не спишь, отец? Куда мы поедем?
— Куда-нибудь. Оставь меня в покое. Думайте сами.
— От Тэмуджина мы отрезаны. Идти к нему надо через наши кочевья. Нас поймают.
Давая понять, что не слушает сына, снова закрыл глаза. Под ногами Нилха-Сангуна хрупнул сучок — сын ушел к нойонам.
