— Посмотрим, какой он батыр и сардар, этот ваш Абулхаир… — весело говорит пожилой башкир сарбазу конницы султана Абульмамбета. — Войско в бой вести это ведь не то, что на троне сидеть.
— Да пусть уж, у нас так заведено. Хан должен быть главой над всеми. Выше Абулхаира почитается Болат-хан. Он из Великого жуза и остался старшим. Так решили великие бии. Им виднее, они мудрее нас, лучше смыслят в жизни. А что до Абулхаира, то главное, чтобы он не отвергал советов Богенбая и Кабанбая, Санырака и Тайлака — каждый из них не уступит сардару. Видать, у вас, башкир и татар, таких батыров не сыскать… Только на словах вы храбрецы. Не столько о битве, сколько о наших красавицах думаете. Угадал? Останетесь все вы у нас, зятьями станете. Считай, оно так и будет. И прежде так бывало. Никуда от вас, назойливых сватов, не денешься. Да ведь и наши жигиты ваших красоток не упускают, — разговорился сарбаз.
— Это ты зря насчет наших батыров… — ворчит башкир. — Еще неизвестно, есть ли кто храбрее нашего Таймаза.
— Слышишь, Таймазка, о тебе брешут… — Егор своей камчой ткнул в бок Таймаза.
Втроем с Кенжебатыром они проезжали мимо беседовавших. По приказу Богенбая их конница была отведена на прежние места. Расставили дозорных, а сарбазам дали отдых до завтрашнего дня. Молодые жигиты разъехались кто куда, пожилые коротали время за кумысом и беседой. А трое друзей решили тоже проехать по огромному людскому лагерю, послушать, что говорят, побывать в шатре старших батыров, потолковать с ними о завтрашнем дне. Они не стали вмешиваться в беседу казахских и башкирских жигитов, проехали мимо. До них ясно донесся голос казаха-сарбаза.
— Воюют не ханы и батыры. Воюет народ! Он и решит исход битвы, а не Абулхаир…
Друзья переглянулись.
— Что правда то правда, брат. Тут уж ничего не прибавишь. Даже великие бии спорить не станут, — вздохнул Таймаз. — Ну вы как хотите, а я к своим башкирам. Песни наши хочу послушать. Ох и хороши наши песни! Особенно вечерами. А со старшими батырами лучше вести разговор завтра. Сейчас они, видать, на ханской трапезе. Вон сколько там народу, — Таймаз кивнул в сторону белого шатра, маячившего на самой вершине.
— Я еще немного поброжу, может, кого из родных мест встречу… — ответил Кенжебатыр.
Наступил вечер. Солнце, окатив кровавой краской горизонт, уходило на покой. В вечернем воздухе стоял густой запах дыма, окутавшего долину. Прохладой и запахом трав повеяло со стороны реки. В наплывающем вечернем сумраке ярче стали огни костров. Их было много, этих огней. Сотни, тысячи. От самой вершины Ордабасы они рассыпчато тянулись в степь. Кенжебатыр медленно ехал меж юрт и костров. День был необычайным, напряженным, очень длинным. Он сегодня увидел всех — и ханов, и баев, и султанов, и всех батыров степи. Увидел столько лиц! Такое, наверное, бывает раз в жизни — стать свидетелем того, что вся Казахия собралась на одной горе. Люди относились с почтением к нему — сыну бедного Маная, последнему оставшемуся в живых жигиту из небольшого аула, что когда-то ютился в горах, а потом был развеян в степи, как пыль, исчез навсегда. Погиб аул. Он, Кенжебатыр, один остался. И еще, быть может, где-то бродит Сания. Может, она ищет его. А может, и нет. Возможно, нашелся человек, который обласкал, пригрел, защитил в эти тяжкие годы.
Нет, не было ни зависти, ни ревности в сердце Кенже. Было тоскливо и грустно…
Люди расступились, увидев одинокого, задумчивого воина, бесцельно разъезжавшего по склону, приглашали в юрту, к костру, к дастархану. Но он ехал дальше. Ему хотелось найти Санию или кого-нибудь из своих соплеменников, сородичей…
Но где найдешь их в этот вечер, среди этого скопища людей, где каждый занят своим делом?
Его потянуло туда, откуда слышались песни, смех — к качелям, где собралась молодежь. Направил было коня в их сторону, но, не доехав, свернул. Передумал.
На северном склоне Ордабасы, он нашел небольшую, свободную от людей, полянку, слез с седла, пустил коня пощипать траву и уселся на мягкую прохладную зелень. Сверху он задумчиво смотрел на костры. Потом оглянулся туда, где маячили белый шатер и шестнадцатистворчатые ханские юрты. Там было по-прежнему людно. В руках конных и пеших стражников появились факелы. Факелы плавали и внизу, в долинах, где стояла конница. Должно быть проезжали дозорные.
