Денис выключил газовую плиту, укрыл крышку казана толстым махровым полотенцем, чтобы сохранить подольше жар и душистый аромат этого творения Тимура, и отправился за парильщиками. Минут через пятнадцать плов накопит разнообразие запахов, не растеряет тепло, и его можно будет выкладывать на широкое блюдо и есть руками, как это всегда делал Турецкий. Пережидать тут нельзя.
Вся троица снова огласила дачный поселок дикими воплями, и Денис выскочил на крыльцо. Но из окна «фольксвагена» не торчало дуло, а Питер как ни в чем не бывало, повизгивая, катался по снегу. Денис подошел к ним.
— Готов пловешник? — поднимаясь, спросил Грязнов.
— Через десять минут можно приступать, — кивнул Денис.
— У тебя не сыскное детективное агентство, а служба спасения! — объявил Турецкий. — Я умираю от голода!
— Помой травку, помидоры, я сам салат нарежу, — приказал дядя, пропустив мимо ушей лестный отзыв друга.
— Я тоже умираю от холода! — повторил Питер.
— От голода! — поправил его Турецкий.
— Да, от голода. — Он повернулся спиной, и Денис снова оглядел ее, но все его тело было красным от распарки, и никакой ранки Денис при таком беглом осмотре не обнаружил. «Неужели померещилось? — вздохнул он. — Неужели у меня крыша едет? Турецкий проходу не даст, засмеет. Вот черт! Только этого не хватало. Буду по утрам обливаться холодной водой».
Александр Борисович попробовал сделать стойку на руках, и она у него получилась. Он на мгновение замер во всей своей нагой красе, покрутился на одном месте, сделал несколько шагов на руках. Мускулистый, распаренный мужчина, такой мог заинтересовать любого скульптора, и Питер замер, с неподдельным восхищением разглядывая лепную фигуру русского друга.
— Велик Турецкий, — с акцентом проговорил Реддвей, — а Россия еще выше. Так? — озорно блеснув глазами, спросил он.
— Вам нас не одолеть, — встав на ноги, басовито, победным тоном протянул Александр Борисович.
— Пупок надорвут! — рассмеялся под стать Турецкому высоченный, уже с округлым брюшком Грязнов.
— Пупок? — переспросил Реддвей, любивший собирать русские афоризмы. — Что такое «надорвать пупок»?
— Это значит — грыжу заработать, — выкрикнул Меркулов, наблюдавший с крыльца за друзьями.
— Грыжу? — замерзнув и ринувшись в парную, успел прокричать Реддвей.
— Ладно, я пошел! — хмуро бросил дяде Денис, огорчившись оттого, что с головкой у него явно что-то не в порядке. Денису стукнуло только двадцать пять, и глюки в таком возрасте явление редкое. Дяде иногда даже черти мерещились, но такое происходило, когда он перепивал. А Денис и к водке был не приучен.
— Достань из морозилки клюкву и кинь под горячую воду! — крикнул ему вслед Грязнов. Он любил водочку запивать клюквенным морсом. Особенно после бани.
Денис подошел к дому, оглянулся: «фольксваген» стоял без движения. «И все же кровь на снегу мне не померещилась», — твердо сказал он себе и двинулся к воротам. К сожалению, наследуя дядину привычку, Денис редко пользовался оружием и уж тем более не захватил «Макаров» с собой на дачу. Сейчас бы он пригодился. Хорошо хоть удостоверение с собой, по которому он имеет право останавливать и проверять любые машины. Это уж дядя по блату сделал.
Выйдя за ворота на узкую дорогу, по другую сторону которой шел еще один ряд дачных участков, молодой Пинкертон, не торопясь, спокойно направился фургончику. Номера были яркие, московские: Е 666 PP. «Наверняка фальшивые», — воображая жуткую криминальную историю, подумал Денис. На стеклах висели жалюзи, за которыми ничего не было видно. «Все предусмотрено, и это одно подозрительно», — сказал сам себе.
Он подошел к кабине. За рулем неподвижно сидел водитель, крепкий биток в кожаной куртке. Он жевал жвачку и слушал музыку. Бросив растерянный взгляд на Дениса, водитель вдруг напружинился, и Грязнов-младший тотчас почувствовал неладное. Для этого особой интуиции и не требовалось, а нюх у молодого детектива был грязновский, безошибочный. «Кого-то стерегут, — пронеслось у него в мозгу. — А кого как не нас!»
— Вы к нашему соседу-переводчику приехали? — спросил водителя Денис.
— Ну да, — изображая ленивое ожидание, ответил шофер.
