Вистинг перечитал рапорт. Тому, кто не находился тогда в комнате, было сложно понять, оказывалось ли на Карстена Брекке какое-либо давление. Нильс Хаммер отметил, что фотографии были расположены в случайном порядке, и не было причин полагать, что фотографию подозреваемого нарочно поставили посередине. С другой стороны, Нильс Хаммер во время проведения опознания был один. Серьезный недочет. Правила предписывали, чтобы опознание по фотографии проводилось и возглавлялось уполномоченным полицейским в присутствии как минимум одного ассистента.
Вистинг отложил рапорт и вдруг осознал, что проголодался. Он понял, что не ел весь день. Он встал, подошел к кухонному столу и налил стакан воды. Было восемь вечера, и он решил посидеть еще часок, прежде чем пойти домой.
Рапорт с опознания лежал на диване открытым. Вистинг выпил полстакана воды, снова наполнил стакан, взял его с собой. Сел и поднял лист с фотографиями на свет. Одиннадцать других мужчин были наугад выбраны из фотоархива по внешнему сходству. Они были сфотографированы в профиль и анфас. Вистинг не знал ни одного из них.
Он пролистал до сделанного Хаммером описания опознания. В нем не было сказано, что Карстену Брекке сообщили, что изображения нужного им человека на этих фотографиях может и не быть. Это было одно из предписаний; оно снимало со свидетеля давление и снижало вероятность ложного опознания. Хаммер мог сказать об этом без протокола, но это было бы странно, поскольку текст был чрезвычайно подробным, даже высказывания Карстена Брекке были приведены в виде цитат.
Он снова пролистал бумаги назад, к фотографиям. Размер подшитого к делу листа составлял треть от размера доски, к тому же это была черно-белая копия и детали было сложно разглядеть. У всех мужчин были сходные черты, но, кажется, нос был сломан только у Рудольфа Хаглунна.
Вистинг взял листок с собой на кухню и рассмотрел его под ярким светом. Мужчины были одного возраста, с лицами одинаковой формы, но расположение глаз и формы носов были разными, и Рудольф Хаглунн выделялся глубоко вдавленной носовой костью. Его нос был не плоским, как у боксера, но было видно, что ему однажды досталось.
Так Карстен Брекке и описал мужчину на первом допросе. Вистинг нашел и перечитал это описание. Норвежец, лет тридцати. Примерно сто восемьдесят сантиметров ростом. Широкое лицо, близко посаженные глаза, темные волосы и перебитый нос. На это описание они и ориентировались, оно и ускорило работу со списками. Следствие получило девяносто три кандидатуры подходивших под описание мужчин. Девяносто две отсеялись, остался Рудольф Хаглунн.
Перед опознанием Карстен Брекке повторил свое описание. Вистинг читал: примерно тридцати лет, темные волосы, широкое лицо, мощный подбородок и темные, близко посаженные глаза. Описания носа не было. Это могло быть простым упущением, но Вистингу трудно было в это поверить. Именно такие особые приметы могли помочь следствию. Такая деталь и могла убедить Вистинга в том, что Хаглунн – нужный им человек.
Он не хотел додумывать эту мысль, но не мог избавиться от подозрения, что Нильс Хаммер мог не упомянуть эту деталь, чтобы тем, кто будет читать бумаги, было бы сложнее понять, что внимание свидетеля могло быть специально направлено на конкретного человека, а не на всех сфотографированных.
В деле Сесилии было два ключевых вопроса. Кто это сделал и зачем?
Когда они получили ответ на вопрос «Кто?», вопрос «Зачем?» отношел в тень. На него так и не ответили. Было легко предположить, что похищение было совершено по сексуальным мотивам, а убийство должно было скрыть исходное преступление. Однако никих подтверждений тому, что Сесилия подвергалась действиям сексуального характера, не нашли. Ее обнаружили обнаженной; лишь это свидетельствовало в пользу сексуального мотива. Не было найдено ни остатков спермы, ни других следов преступника.
За семнадцать лет судмедэкспертиза шагнула вперед. Раньше для лабораторий источником ДНК являлись практически исключительно слюна, кровь и сперма. Сейчас было достаточно, чтобы преступник дотронулся до какого-нибудь предмета или другого человека.