Мужчина задумался.
– О чем он говорил? – поинтересовалась Лине.
– Ему было трудно говорить, – ответил мужчина и взял со стола рядом автомобильный ключ. – Он никогда ни о чем не спрашивал. Мне все приходилось из него вытягивать. Но он мог разозлиться. Юнас не хотел, чтобы им интересовались. Думаю, дело в нервах. Он боялся, что людям будет не все равно.
Мужчина встал, подошел к окну и посмотрел на собаку. Эрик Фьелль поднял фотоаппарат и сделал снимок.
– Однажды он рассказывал о своем отце, – сказал он и отложил ключ. – Это было перед позапрошлым Новым годом. Я пригласил его к себе на Рождество, но он не захотел. Но два дня спустя приехал и остался ночевать. Мы закусили и пошли гулять с собаками до Ветатоппена. Вечером мы хлопнули по рюмочке, и он рассказал о своем отце, тот упал на подвальной лестнице, повредил голову и умер. Это случилось, когда он еще был мальчишкой. А потом он рассказывал о своих машинках.
– Машинках?
– Он собирал модели автомобилей. Старые американские машины. Такое у него было увлечение. И Элвис. Ему нравился Элвис.
– Король, – вставил Эрик Фьелль.
Торгейр Роксруд подошел к шкафу в другом конце комнаты.
– Я и сам коллекционер, – сказал он и вытащил папку. – Старые купюры и почтовые марки, – сказал он и рассмеялся. – Хотите взглянуть на мою коллекцию?
Лине улыбнулась в ответ и согласилась. Могло получиться отличное фото. Торгейр Роксруд и их общее увлечение.
– Он тоже состоял в клубе коллекционеров? – решила уточнить Лине, когда перед ней оказалась папка с почтовыми марками.
– Да, это я его туда пригласил, – ответил Торгейр Роксруд, листая альбом. – Я подумал, что ему это может пойти на пользу. Выйти на люди. Найти новых друзей.
Он нашел то, что искал, и ткнул пальцем в красную почтовую марку стоимостью в тридцать эре. Эрик Фьелль навел фокус и сделал пару фотографий.
– Это бриллиант, – начал было Роксруд, но остановился из-за внезапного приступа кашля. Его лицо покраснело, крупное тело затряслось.
– Марка в тридцать эре вверх ногами, – продолжил он, восстановив дыхание. – В 1906 году не хватало почтовых марок, поэтому поверх некоторого количества старых марок в семь шиллингов напечатали марки в тридцать эре. Всего поменяли четыреста пятьдесят тысяч марок, и несколько тысяч по-прежнему находятся в обороте. Их стоимость – двадцать-тридцать крон. Но один из листов с марками положили под пресс вверх ногами, и стоимость этих марок в тысячу раз больше.
Лине посмотрела на кусочек бумаги; цифра тридцать была напечана вверх ногами.
– Она действительно стоит тридцать тысяч крон? – спросил Эрик Фьелль и сфотографировал альбом.
Торгейр Роксруд кивнул.
– Сколько может стоить модель автомобиля? – поинтересовалась Лине.
Роксруд пожал плечами, закрыл альбом и отнес на место.
– На ярмарках они продаются за несколько сотен, – ответил он. – Их нельзя сравнивать с марками. Марки, по сути, – это ценные бумаги, их ценность индексируется совсем иначе, чем у других объектов коллекционирования.
– У Юнаса Равнеберга были редкие модели?
Торгейр Роксруд снова сел.
– Ну, у него были машины Элвиса.
– Машины Элвиса?
– «Кадиллаки». У Элвиса их было по меньшей мере сто, а у Юнаса были модели большинства из них.
– Они дорого стоили?
– Ну, я думаю, что он мог получить за каждую по тысяче, если бы нашел правильного покупателя. Их же у него была добрая сотня, на таком можно заработать.
– Он общался с другими членами общества коллекционеров?
– Нет, только на собраниях.
Лине пролистала свои заметки.
– А с Астрид Соллибакке или Моной Хусбю?
Торгейр Роксруд почесал подбородок.
– Астрид состоит в комитете по назначениям, – ответил он. – Она позвонила мне на прошлой неделе и попросила занять должность Моны в правлении. Я с благодарностью отказался, но предложил ей спросить Юнаса. Я не думаю, что они общались с ним когда-либо, кроме того раза. Но у него однажды была возлюбленная.
– Кто?
– Имени я не помню. Они жили вместе, но это было давно. До того, как он переехал во Фредрикстад.
Лине не стала развивать эту тему и продолжила задавать подготовленные вопросы:
– Вы когда-нибудь обсуждали то обстоятельство, что ему требуется адвокат?
