После нескольких дней нашего пребывания на Нда-Али я немного изучил привычки шимпанзе. Рано утром они обычно кричали и смеялись высоко в горах между крутыми скалами. К полудню спускались ниже, в чащу густого леса, где можно укрыться от палящих солнечных лучей; в это время они бывали очень молчаливы. Вечером обезьяны спускались к большой горной террасе, на которой расположился наш лагерь, и устраивали продолжительный, действовавший на нервы концерт. С наступлением темноты шимпанзе умолкали, лишь изредка раздавалось случайное взвизгивание какой-нибудь одной обезьяны. Шимпанзе неукоснительно соблюдали распорядок дня, и в зависимости от того, из какого места доносились их крики, можно было безошибочно определять время.
Вернувшись в лагерь, я увидел, что птицелов успел поймать двух птиц. Первая из них, лесная малиновка, мало меня заинтересовала, так как у Джона было уже несколько представителей этого вида. Вторая, желтовато-серая маленькая пичужка с крапчатой грудкой, почти ничем не отличалась от обыкновенного английского дрозда. Она была настолько неинтересна, что у меня появилось желание отпустить ее на волю; после недолгих размышлений я решил на всякий случай отправить обеих птиц к Джону. Один из носильщиков отправился в Бакебе с наказом рано утром вернуться обратно в лагерь.
На следующее утро он принес мне записку от Джона. Я узнал, что невзрачная маленькая птичка оказалась крайне редко встречающимся земляным дроздом, который существенно дополнил коллекцию ранее пойманных птиц. Джон умолял меня поймать как можно больше представителей этого редкого вида дроздов. Поняв, что чуть не выпустил уникальную птичку, известную ученым под названием Geokichla camerunensis, я почувствовал, как у меня на лбу выступили капельки пота. Поспешно вызвав к себе птицелова, я сообщил ему, что за каждого пойманного земляного дрозда он будет получать дополнительную плату.
— Вы имеете в виду птицу с красными перьями спереди? — спросил он.
— Нет, я имею в виду птичку с пятнышками на груди.
— Но вы мне вчера сказали, что такая птица вам больше не нужна, — с полным знанием дела напомнил мне птицелов.
— Да, я знаю. Но сейчас я хочу иметь много таких птиц.
— Хорошо, сэр, — уныло ответил юноша и отошел, поражаясь, очевидно, странному ходу мышления у белых людей.
Во время завтрака появился Тэйлор, сопровождаемый коренастым молодым парнем с худощавым выразительным лицом и пристальным взглядом светло-карих глаз. За ним по пятам следовали четыре разномастные долговязые лохматые собаки, подозрительно озиравшиеся по сторонам.
— Это охотник, сэр, — объяснил Тэйлор, — он привел своих собак.
Поздоровавшись с охотником, я спросил, как он охотится с собаками. Вместо ответа он раскрыл висевшую за спиной сумку, достал оттуда четыре маленьких деревянных бубенчика и повесил их на шеи собакам. При каждом движении собак раздавались мелодичные громкие звуки. Лишь после этого охотник ответил на мой вопрос:
— Собака находит след зверя и бежит по следу. В лесу мы плохо видим, но слышим звуки бубенчиков, идем за собакой и находим зверя.
Я решил, что такая охота должна быть очень долгой и утомительной, но один раз все же стоило испытать этот способ.
— Хорошо, сейчас пойдем в лес на охоту.
В лес отправились большой компанией. Кроме меня, Тэйлора и охотника, с нами шло трое слуг с мешками и сетями. Собаки бежали впереди, громко фыркая и принюхиваясь. Первый час не принес никаких результатов. Иногда собаки находили что-нибудь съедобное, и между ними завязывалась шумная борьба. По окончании ее движение продолжалось в том же порядке. Я начал уже ругать про себя Тэйлора за его глупую затею, как вдруг самая маленькая собака опустила морду к земле, несколько раз возбужденно тявкнула и опрометью бросилась в густые заросли кустарника. Вся свора с громким лаем бросилась за ней и исчезла в кустах. С ободряющими криками охотник кинулся в самую гущу лиан и колючек. Тэйлор и вся свита последовали за ним. Мне оставалось только догонять их. Проклиная собак, вздумавших найти след в таком неподходящем месте, я пробирался по зарослям, спотыкаясь и непрерывно натыкаясь на колючки и ветки.
