— Ни одно из живых существ себя не знает, — заявил строго Глиммунг. — Вы не знаете себя, вы не имеете ни малейшего понятия о главных своих способностях. Знаете, что для вас будет означать Подъем? То, что было скрыто в глубине вашего естества, то, что дремало в состоянии эмбриона, — все это будет реализовано. Кто причастен к Подъему, кто вовлечен в этот процесс, со всех планет, разбросанных по Галактике, — все смогут быть. Ведь вас никогда не было, Джо Фернрайт. Вы только влачили существование. Быть — значит свершать. И мы совершим великое дело, Джо Фернрайт. — Голос Глиммунга зазвенел, как сталь.
— Вы пришли рассеять мои сомнения? — обиженно проскрипел Джо. — Именно для этого вы здесь появились? Убедиться, что я не передумал и не сбежал в последний момент?
Джо, разумеется, понимал, что городит абсолютную чушь. Вот уж важная птица нашлась! Именно из-за него, Джо Фернрайта, Глиммунг, разрываясь между пятнадцатью мирами, тратит свое драгоценное время, несется на окраину Галактики подбадривать какого-то жалкого горшечника из города Кливленд. Бред чистой воды! Еще один самообман! У Глиммунга без Фернрайта хватает забот, и куда более важных...
— Это как раз и есть «важная забота», — ответил Глиммунг, прочитав мысли Джо.
— Почему?
— Потому что нет забот второстепенных. Как нет второстепенной жизни. Жизнь насекомого или паука так же значима, как ваша, а ваша — так же, как моя. Жизнь есть жизнь. Вы хотели бы прожить столько же, сколько я? Однако провели семь месяцев в адском состоянии, день за днем ожидая, пока наконец случится то, что вы считаете везением... Вот так же ждет и паук. Представьте себе паука, Джо Фернрайт. Он соткал паутину, сделал маленькое укрытие и сидит в нем. В его лапках нити, ведущие во все концы паутины. Как только в ловушку угодит пища, он получит сигнал. Для паука это вопрос жизни и смерти. И вот он ждет. Проходит день. Два. Неделя. Он все ждет: а что ему остается, кроме как ждать? Он словно нищий рыбак, закинувший удочку в ночную мглу... может, что-то появится, и он будет жить. Или же ничего не придет. Однажды он впадает в отчаяние: «Все. Добычи не будет. Поздно». И действительно, уже поздно. Он так и умирает в ожидании.
— Но я таки дождался, — буркнул уязвленный Джо.
— Да. Я пришел.
— Вы взяли... — Джо осекся. — Вы подобрали меня из жалости?
— Ничего подобного, — сказал Глиммунг. — Подъем потребует великого таланта. Многих талантов, знания многих ремесел, огромного количества искусных мастеров. Вы взяли с собой тот фрагмент?
Джо вынул из кармана куртки осколок божественного творения и поставил его на столик, рядом с миской из-под супа.
— Их тысячи, — продолжил Глиммунг. — У вас, как я полагаю, в запасе еще сотня лет. Но это ничтожно мало. Вы будете бродить среди чудесных обломков до конца своих дней. Но кто знает, может, и исполнится самое сокровенное: вы сможете в полной мере быть. И причастившись к бытию, пребудете навсегда. — Глиммунг поглядел на часы. — Через пару минут объявят ваш рейс. Пора.
Когда защелкнулись пристяжные ремни и опустился защитный экран, Джо, с трудом повернув голову, разглядел пассажира, сидевшего рядом.
На табличке обозначено имя: «МАЛИ ЙОХОС». Это была девушка одной из неземных рас.
Включились ракетные двигатели, и корабль вышел на старт.
Джо никогда еще не бывал за пределами Земли. На него навалилась нарастающая сила тяжести. «Это... не то что... лететь... из Нью-Йорка... в Токио», — подумал Джо, задыхаясь. Снова с невероятным усилием он повернулся, чтобы еще раз взглянуть на девушку с другой планеты. Ее лицо сделалось синим.
«Может быть, это типично для их расы, — решил Джо. — А может быть, я тоже весь посинел. И сейчас отдам концы». Тут заработали основные двигатели, и Джо Фернрайт потерял сознание.
Очнувшись, он услышал звуки Четвертой симфонии Малера и тихий гул голосов. Бойкая темноволосая стюардесса деловито отстегивала у Джо защитный экран и кислородную подушку.
— Вам лучше, мистер Фернрайт? — поинтересовалась стюардесса, осторожно поглаживая его волосы. — Мисс Йохос прочла вашу анкету, которую вы нам представили перед полетом, и очень хочет поговорить с вами. Вот так, теперь ваши волосы в порядке. Не так ли, мисс Йохос?