Мы погрузили коробки в фургоны. Приплыли еще несколько моторок, и фургоны разъехались в Рим, Витербо, Латину, Формию. Сянь отправил нас домой.
Всё очень изменилось за последние годы. Всё. Неожиданно. Развернулось на сто восемьдесят градусов. Кто-то чувствует изменения, но пока не в состоянии осмыслить их до конца. Еще десять лет назад залив вовсю бороздили лодки контрабандистов, а розничные торговцы приходили по утрам на причал, чтобы пополнить запасы сигарет. Толпы людей на улицах, машины, забитые блоками сигарет, повсюду столики с товаром. Стычки между береговой охраной, налоговыми инспекторами и контрабандистами. Несколько центнеров сигарет могли спасти кого-нибудь от ареста, но бывало и наоборот: люди зачастую позволяли себя арестовать, чтобы спасти те же центнеры сигарет, спрятанные в двойном дне преследуемой лодки. Ночь, странные передвижения машин, условный свист, рации для передачи сигналов об опасности, люди, выстроившиеся в ряд на пристани и быстро передающие друг другу коробки. Машины мчатся от берега Апулии к центру полуострова и от центра к Кампании. Главной осью было направление Неаполь — Бриндизи, дорога процветающей табачной торговли по низким ценам. Контрабанда для юга — то же, что «ФИАТ» для севера, она гарантирует благосостояние тех, о ком государство не заботится; двадцать тысяч человек заняты исключительно контрабандными перевозками между Апулией и Кампанией. Именно контрабанда послужила причиной войны внутри каморры в начале восьмидесятых.
Раньше мафиозные кланы Апулии и Кампании снабжали Европу сигаретами, неподвластными государственной монополии. Каждый месяц они ввозили тысячи коробок из Черногории, зарабатывая по 500 000 000 лир за одну погрузку. Теперь все изменилось. Кланы это больше не устраивает. В реальной жизни закон Лавуазье действует как догма: ничто не возникает, ничто не исчезает, все изменяется — не только в природе, но и в капиталистической экономике. Сегодня не сигареты, а предметы повседневного спроса стали объектом интереса контрабандистов. Уже начинается война цен, до ужаса беспощадная. Проценты, скидки, на которые готовы агенты, оптовики и торговцы, руководят жизнью и смертью каждого, кто вовлечен в этот круговорот. Налоги, НДС, ограничение максимального тоннажа фур — ненужный балласт для прибыли. Именно они становятся настоящей проблемой для финансового рынка и товарооборота. Крупные компании теперь размещают производство в Румынии, Молдавии, в Китае — из-за дешевой рабочей силы. Но и этого мало. Среди тех, на кого рассчитан товар, произведенный с наименьшими затратами, все больше людей с нестабильным заработком, минимальными сбережениями и привычкой считать каждый цент. Объем непроданного увеличивается, и товары — настоящие, поддельные, полуподдельные, почти настоящие — бесследно исчезают. Пропадают без вести. Отследить их труднее, чем сигареты, которые продаются по двум параллельным каналам — официальному и нелегальному. Как будто никто и не перевозил этот груз, он сам по себе вырос в поле, а потом урожай собрали неизвестно чьи руки. Товар, в отличие от денег, пахнет. Но не морем, не руками тех, кто произвел его, не машинным маслом автоматов, его упаковавших. Товар пахнет самим собой. Этот запах рождается на прилавке торговца и улетучивается в доме покупателя.
Оставив море позади, мы вернулись домой. Фургон приостановился ровно на столько, чтобы мы успели выйти. И уехал обратно в порт — его дожидались коробки, сотни коробок, которые надо было перевезти. Еле живой от усталости, я забрался на лифт-подъемник. Снял насквозь промокшую от пота и морской воды кофту и рухнул на кровать. Не знаю, сколько коробок я перетаскал. Но, судя по ощущениям, я разгрузил столько обуви, что хватило бы половине населения Италии. Я так устал, как бывает после долгого и очень напряженного дня. Дома же все только-только просыпались. Было еще утро.
Теперь я сопровождал Сяня на деловые встречи. На самом деле он брал меня с собой, чтобы не скучать в пути или во время обеда. Я говорил или слишком много, или слишком мало. И то и другое ему одинаково нравилось. Я видел воочию посев и всход денежных семян, стояние «под паром» полей экономики. Мы добрались до «Лас-Вегаса». Этот район на севере Неаполя называют так по разным причинам. Он, как и Лас-Вегас в штате Невада, находится посреди пустыни; кажется, будто всё здесь появилось из ниоткуда. Сюда ведут пустынные дороги. Километры асфальта, бескрайних шоссе, которые уносят тебя прочь, чтобы всего через несколько минут доставить на автостраду, ведущую на север, в Рим. Эти дороги предназначены не для машин, а для фур, по ним перевозят не людей, а одежду, обувь, сумки. По пути из Неаполя то и дело натыкаешься на небольшие городки, они словно вырастают из земли, причем обязательно по соседству с ними находятся еще несколько таких же. Бетонные ульи. Дороги завязываются узлами по обе стороны от автострады, чередуются, незаметно переходя друг в друга. Казаваторе, Кайвано, Сант-Антимо, Мелито, Арцано, Пишинола. Сан-Пьетро-а-Патьерно, Фраггамаджоре, Фраттаминоре, Грумо Невано. Сплетение дорог. Никаких границ, кажется, что это один большой город. Половина дороги относится к одному городку, вторая — уже к другому.
