Существует вакцина, которая способна отправить вирус джанка в прошлое и предать его забвению. Такой вакциной является Лечение Апоморфином, открытое одним английским врачом, чьего имени я не имею права называть, пока не последует разрешение на его использование и на цитирование книги о его тридцатилетней практике апоморфинного лечения наркоманов и алкоголиков. Соединение апоморфин образуется при кипячении смеси морфина с соляной кислотой. Оно было открыто задолго до того, как стало применяться для лечения наркоманов. Долгие годы апоморфин, который не обладает ни наркотическими, ни болеутоляющими свойствами, использовался только для вызывания рвоты при отравлении. Он действует непосредственно на рвотный центр в затылочных долях мозга.
Эту вакцину я обнаружил в конце джанкового пути. Я жил в однокомнатной квартирке в туземном квартале Танжера. Целый год я не принимал ванну, не менял одежду и снимал ее только для того, чтобы ежечасно вонзать иглу в жилистое, одеревеневшее на последней стадии наркомании тело. В комнате я ни разу не убирал. Пустые коробки из-под ампул вместе с гниющим мусором были свалены в кучу высотой до потолка. Свет и воду давно отключили за неуплату. Я совершенно ничего не делал. Восемь часов кряду я мог разглядывать носок своего башмака. Встряхнуться приходилось только тогда, когда иссякали последние песчинки в песочных часах джанка. Если заходил кто-нибудь из приятелей – а они заходили редко: было ли кого (или что) навещать? – я сидел, не обращая внимания ни на то, что он попадал в мое поле зрения – серый экран, всегда пустой и тусклый, – ни на то, что исчезал из него. Умри он на месте, я и тогда продолжал бы сидеть, разглядывая свой башмак, а потом прошелся бы по его карманам. А вы бы? Мне ведь никогда не хватало джанка – и никому никогда не хватает. Перестало хватать и тридцати гран морфия в день. А еще и бесконечные ожидания у аптеки. Промедление – одно из правил торговли джанком. Человек никогда не появляется вовремя. Это не случайно. В джанковом мире случайностей не бывает. Наркомана вновь и вновь учат тому, что именно произойдет, если он не сможет раздобыть свою дозу джанка. Гони денежки, а не то… А моя доза внезапно подскочила. Сорок, шестьдесят гран в день. И даже этого не хватало. Да и платить было нечем.
Я стоял там с последним чеком в руке, сознавая, что это мой последний чек. Я купил билет на ближайший самолет в Лондон.
Доктор объяснил мне, что апоморфин действует на затылочные доли мозга, регулирует обмен веществ и нормализует кровообращение таким образом, что ферментная система наркомании разрушается за четыре-пять дней. Когда затылочные доли мозга отрегулируются, прием апоморфина можно будет прекратить, и возобновить его следует только в случае рецидива. (Ради удовольствия апоморфин никто принимать не станет. Не было отмечено ни одного случая привыкания к апоморфину.) Я согласился пройти курс и лег в частную лечебницу. Первые двадцать четыре часа я был настоящим безумцем и параноиком, как и многие наркоманы на тяжелой стадии отнятия. Этот бред исчез после двадцати четырех часов интенсивной апоморфинной терапии. Доктор показал мне схему. Я получал незначительные количества морфия, которыми, вероятно, нельзя было объяснить отсутствие у меня более тяжелых симптомов отнятия, таких как судороги в ногах и желудке, лихорадочное состояние, а также мой собственный, особый симптом – Холодный Жар, при котором кажется, будто тело, натертое ментолом, окутывает пчелиный рой. У каждого наркомана есть свой собственный, особый симптом, из-за которого полностью утрачивается самоконтроль. В уравнении отнятия был пропущен один коэффициент – им может быть только апоморфин.
Я видел, что лечение апоморфином по-настоящему действует. Через восемь дней я вышел из лечебницы с нормальным сном и аппетитом. Я совсем не употреблял джанк два года – рекорд за двенадцать лет. Рецидив на несколько месяцев все же был – как следствие боли и недомогания. Повторный курс апоморфина дал мне возможность обходиться без джанка и теперь, когда я пишу эти строки.
