Голыми глазами - страница 7

Шрифт
Интервал

стр.


Большой, головокружительный город.

9.

Кайма на трубе.

Горластые серые птицы

репродукторов на белоснежных надстройках и мачтах

утешают звуками маршей.

С высокого борта в толпу на тверди причала

серпантин, серпантин, серпантин.


Пароходные проводы.

Зычный голос гудка.

Рейс обычный на Сахалин, Курилы, Камчатку.

Возвращаются с материка отпускники.

Корейцы-рабочие.

Лотерейный везунчик с выигранным автомобилем,

одуревший от счастья.

Юная лейтенантская жена в слезах.


Женщина-подросток

всхлипывает, рот заслоняет букетом,

лепечет свою беду:

мужа перевели к китайской границе.

Там два дома всего, и солдаты.

Завтра ему уезжать.

А ей обратно на Шикотан, с вещами ждать вызова

много недель.

Всего пять месяцев, как ее он на остров привез

и они поженились.


Вон и сам лейтенант на причале.

Худощавый парнишка с ночной синевой под глазами.

Чтобы видеть его,

она забиралась все выше по железным ступенькам,

и замерла

у какой-то подъемной стрелы.

Больше не сдерживая рыданий.

Только рот заслоняя растрепанным желтым букетом.


Теплоход отходил.

И рвались разноцветные ленты.

Ей на вид еще нет двадцати.


Бронзовые волосы, завитые вчера в парикмахерской,

раскрутились.

Опадающий букет.

Мокрое лицо повернуто в сторону отодвигающихся причалов.


Часа через два

я увидал ее снова, в компании чернявых парней,

возле шлюпки.

Они пили вино и смеялись.

И букета не было в ее руках.

10.

Путешествие в море прескучная вещь.

Карта, расстеленная на столе и прижатая раковинами

по углам, обещает иное,

когда водишь пальцем по голубой воде,

заходя на желто-коричневые острова.

А тут белое крашеное железо.

Пустая вода.

Лотерейный автомобиль в пересохшем бассейне,

и на палубе ни души.

Только в баре тепло.


Мне попалась хорошая книга.

Я валялся в каюте

и читал хронику странствий морских, полную

удивительных описаний.

После вышел на воздух, закутавшись в куртку.

Судно шло,

подрагивая под ногами, и во тьме

не зажглось ни звезды.

Только молочная дорога растекалась за кормой.

Да справа дрожали архипелаги огней.

Штурман сказал: «Пролив Лаперуза», —

и дал мне бинокль.

Я увидел гирлянды лампочек, как в праздник

на московских мостах,

над мокрыми палубами шхун

и каких-то людей, ворочавших сети.

Японцы ловили кальмаров.

11.

Из облика южного Сахалина

еще не стерлись японские черты.

Некая аккуратность в природе, в отдельных постройках.


На острове много корейцев.

Давно перебрались из Страны чучхе по каким-то контрактам

и возвращаться не думают.

Подданства им не дают, но не гонят.

В сахалинских туманах они умудряются вырастить овощи,

и выносят на рынок.

Зимой нанимаются на целлюлозные заводы.

Плодят детей.

А то доставляют хлопоты закону

и отправляются в лагеря,

откуда бегут целыми стаями.

Бежавших редко находят.


От японцев осталась игрушечная узкоколейка.

Вьется меж сопок от Южно-Сахалинска до Холмска,

то и дело ныряя в туннели.

И угадать невозможно вид следующего распадка.


Из красно-багрового мира въезжают вагончики

в нестерпимо желтый.

После в серый, над речкой.

А там в летний – зеленый, коричневый, голубой.

Из туннеля в туннель,

стуча колесами по детской колее,

открывая едущему новый игрушечный вид.


Холмск.

В узкой речной горловине рыбоводный завод.

Речка забита горбушей.

Так много ее,

что выпрыгнувшая из воды

уже не может затиснуться в стаю

и хлопает плоско

по серым спинам других.

Точно долгая нервная очередь за чем-то крайне нужным,

простым.

Иная, не дотерпев, выметывает прямо в толчее,

и течение сносит ее

в розовой пене икры обратно к морю,

где ждут уже жирные чайки.


Погулявшая в океане,

избежавшая умных японских снастей,

рыба приходит

к перегородившим реку мосткам,

на которых орудуют мастера в оранжевых фартуках.

Сачком с длинной ручкой выгребают ее из воды,

как лопатой,

и бросают на доски.

Короткий удар деревянной киянкой —

будто собрались выправить еле заметную выпуклость

на рыбьем темени,

взмах ножа,

и вдоль тела движенье руки, как гладят ребенка.

Икра льется в цинковый ящик.


Обтрепанные рыбьи тела

закатывают в консервные банки для всеядной Москвы.

Или скармливают на звероферме будущим бабьим шубкам.

А еще бросают собакам.


В бассейнах

под частым переплетом стекла

зреют оранжевые зерна морских косяков.

Завод японских времен.


стр.

Похожие книги