Пришел черед настоящих бойцов.
Выходят и, коснувшись земли рукой, приступают к делу колхозные силачи с круглыми, как валуны, плечами.
Позиционная борьба, упирающиеся спины. Нечто непобедимое и медленное, как геологический процесс. Лица, наполненные кровью.
Тут же на корточках готовится следующая пара. Наклонив голову, один закрыл ладонями глаза. Другой неподвижно глядит поверх обращенных к арене лиц, пересыпая рукой мокрые опилки, будто перебирая четки.
Треск рубах, крики из толпы, свежий запах лесопилки от взрытой ногами арены.
Через головы зрителей победителям передают призы – стопки красных и синих пиалок.
Болельщики, напирая, сужают круг, и распорядитель с бледным лицом вновь и вновь расталкивает его, обводя своей клюкой прямо по ногам передних мальчишек. Те отползают, прикрываясь от его ударов ватными рукавами.
Впереди, на почетном месте среди детей, сидит молодой имам из соседней мечети. Он специально приехал между намазами, его зеленый «жигуленок» отдыхает на краю лужайки, заботливо прикрытый чьим-то халатом, чтоб не грелось внутри. Бархатная зеленая тюбетейка напоминает о путешествии в Мекку, лицо светится восторгом. Все знают, что ходжи великий охотник смотреть борьбу.
Завтрак у колючей проволоки
Желтый Пяндж тянет воды вдоль желтой осоки
своих берегов.
Развалины селения на афганской стороне похожи
на археологические раскопки.
У нас зеленеют холмы с плавными женскими очертаниями,
натянутая пограничниками проволока блестит в кустах,
и старый парадный чабан со звездой под новым халатом
попивает бесцветный чай.
Года два он уже не пасет,
ноги в сияющих сапогах,
доставленных вместе со звездой и халатом,
так кривы и тонки,
что когда старик поднимается,
кажется,
по карте местности переставляют циркуль.
А места хороши.
Его сын или зять
запер в загоне овец и подсел к костерку.
Он дал мне бинокль,
в который высматривают волков, перегоняя отару,
показал на афганский берег.
Там останки глиняных стен, дувалов, печей для лепешек,
ни души,
лишь у самой воды
человек в исподнем белье
стирает желтоватые тряпки.
«Прилетали три самолета.
Там банда была, говорят. Пришла из Китая»,
молодой выбирает русские слова,
«Колесом водяным над деревней кружили.
Очень быстро, и пускали ракеты.
Улетели.
Там горело, потом все ушли».
Замолчал.
Пьем чай, отрывая лохмотья от тонкой лепешки.
В небе, высоко-высоко, посверкивает сложенный
из серебряной бумаги самолетик,
игрушка летит за афганские горы.
Дочурка молодого чабана
разглядывает нас,
с рук не спуская серого новорожденного козленка,
заменяющего ей куклу или кошку.
Улетающих в ночь
заспанная дежурная вела нас безмолвных
по бетонному полю
под засветлевшим к утру небом
мимо темных спящих самолетов,
укрытых парусиной, как саркофаги.
Только в голове одного
горел рубиновый огонек за пилотским стеклом,
забытый на приборной доске,
тревожный,
как мысль в темной голове пророка
из тех, что бродили по этой земле.
Душанбе – Гиссар – Куляб – Курган-Тюбе – Пархар – Шаартуз
Осень 1979, весна 1980, зима 1984