Двадцать второго ко мне подошел Геннадий Фроликов, корреспондент ТАСС в Лигоне, и сказал:
— Юра, я информацию в Москву дал. А что у вас слышно?
Я решил было, что Геннадий имеет в виду нашу конференцию и ответил:
— Сегодня будет доклад профессора Мангучока о кельтах Лигона и Малайи, потом выступит доктор Когановский из Парижа. Он только что вернулся с Минданао.
Геннадий с обычной самоуверенностью журналиста сразу спросил:
— Разве кельты здесь жили?
— Кельты, — ответил я, — разновидность каменных топоров. И вообще не понимаю, почему тебе не взять сегодняшнюю программу. Ты все увидишь.
Не следует думать, что я всегда так некоммуникабелен. Однако мое положение на конференции было несколько необычным, что давало возможность скептикам вроде Геннадия Фроликова ставить под сомнение мою компетентность в вопросах культуры первобытных обществ. Дело в том, что советская делегация в Лигон не прибыла, так как оргкомитет поздно послал приглашение. Узнав о том, что Советский Союз по не зависящим от него причинам не будет представлен на этом важном форуме[1], я обратился в наше посольство с просьбой разрешить мне участвовать в конференции. Получив разрешение лично от товарища Соломина, я приехал в Лигонский университет к председателю оргкомитета профессору Мангучоку, с которым меня связывает чувство взаимного уважения. Именно он в свое время рекомендовал меня в члены-корреспонденты Лигонского исследовательского общества и содействовал тому, что две мои небольшие статьи лингвистического характера были опубликованы в журнале общества.
Профессор Мангучок выразил искреннее сожаление ввиду того, что советская делегация по вине оргкомитета не сможет принять участие в первой в истории Лигона международной конференции такого типа и тут же, даже без моих просьб, предложил мне участвовать в конференции в качестве ее гостя. Поэтому шутка Александра Громова, второго секретаря нашего посольства, о том, что «наш Пиквик сам себя пригласил на конференцию», не имеет под собой никаких оснований.
— Извини, Юра, — сказал мне Фроликов, — я не о кельтах. Я о голых людях.
— Каких еще голых людях?
— Я же говорю — информацию с утра послал в Москву. А потом думаю: здесь, наверное, сенсация.
— Мы работаем, — ответил я. — Повседневный упорный труд исследователей не терпит дешевых сенсаций.
Геннадий был настолько смущен, что я его пожалел.
— Покажи, — сказал я, — свою информашку.
Геннадий вытащил из папки копию телекса, приведенного мною выше. К нему была приколота заметка на ту же тему из «Лигон таймс» от вчерашнего числа.
— К сожалению, — сказал я, — это очень похоже на утку. Иначе бы мы этот факт отметили.
— Не может быть! — Геннадий испугался. Если он посылает в Москву газетные утки, его по головке не погладят. Видя его расстроенное лицо, я обещал использовать свои связи, чтобы узнать, откуда возникла информация.
— К сожалению, — продолжал я, — ты не знаком с историей и географией Лигона. И, разумеется, не понимаешь, что такое долина Пруи и перевал Гитан. Именно по долине Пруи в древние времена пролегал караванный путь, связывавший южно-китайские государства с Индией, а перевал Гитан упоминается в ряде летописей. В частности, именно через него проник в Лигон на рубеже второго века нашей эры известный буддийский паломник Фу Цзи.
— Значит, там дорога? — спросил Геннадий. Я видел, что он внутренне уже проклинает тот час, когда поверил заметке в «Лигон таймс».
— Дорога была заброшена в начале девятого века, — поправил его я, — ввиду начала миграции тибетских племен и усиления государства Нань Чжао. Об этом написано во всех учебниках истории. Достаточно проявить элементарную любознательность.
Говоря так, я понимал, конечно, что любознательность в таких пределах недоступна рядовому журналисту.
— Черт возьми, ну и прокололся я! — сказал корреспондент. — Спасибо, Пиквик.
Его благодарность была вынужденной. И я его понимал, недаром в прошлом гонцов с плохими вестями казнили.
В этот момент прозвенел звонок к началу утреннего заседания, и делегаты, которые подобно нам с Геннадием прогуливались по прохладному гулкому холлу построенного еще в английские колониальные времена университета, потянулись в актовый зал. Я потерял Геннадия из вида, так как меня окликнула прелестная Анита Крашевская, магистр из Польской Народной Республики, которая, несмотря на молодость и привлекательность, является автором двух монографий, посвященных морским даякам и куру с Калимантана. Для сбора материалов она участвовала в нелегких экспедициях. Я полагаю, что ее расположение ко мне проистекало не только оттого, что я был представителем социалистического лагеря, но и ввиду моего элементарного знания польского языка. Я спросил Аниту, как ей понравился храмовый комплекс Тангунгей, куда делегатов возили вчера после ланча.
