— Расскажи мне об этом, — прошептал он, — пока я буду показывать тебе, как я люблю тебя.
Потом они заказали еду в «Тай» и открыли бутылку «Шабли», Затем, когда они расположились со своими тарелками на полу, она рассказала ему о ночном клубе.
— Это прекрасное место! Конечно, оно нуждается в ремонте, но я сделаю из него игрушку. Если все получится так, как я хочу, то не будет отбоя от посетителей, они будут стоять в очередь к нам. И самое главное — папа Эдгар готов вложить необходимую сумму под процент с прибыли. Он считает, что это потрясающе удачное место для маленького интимного клуба. Мы уже предложили цену, и теперь я жду не дождусь, чтобы услышать, что она принята! Я тебе говорила, что хочу назвать его «Орхидеи»?
— «Орхидеи», — повторил он, улыбаясь.
— Да. Тебе нравится название?
— Мне нравишься ты, — нежно ответил он.
Они снова занимались любовью, но на этот раз поцелуи Михаила, казалось, были полны не столько вожделения, сколько печали и утраты.
— Орхидея, моя любимая, — шептал он, пока его руки с обожанием ласкали каждый дюйм ее тела, как будто пытаясь запомнить и унести с собой нежность ее кожи. — Ты так много дала мне, больше, чем можешь себе представить. Твое… безоговорочное приятие. Твое… прощение. Мне необходимо твое прощение. — Его голос дрогнул.
— Не говори так! Ты пугаешь меня, Михаил. Что-нибудь не так? Может, что-то случилось, когда ты был в Вашингтоне?
— Во мне есть черты, которые тебе не понравились бы, черты, которые я не люблю. Я должен бороться с ними, должен как-то их преодолеть.
Она не поняла.
— Я скажу тебе, обещаю, но не сегодня, моя душечка. Сегодня — для нас, — голос Михаила прервался, он сжал ее и уткнулся лицом в плечо.
— Я люблю тебя, — задыхаясь, пробормотала она, охваченная внезапным ужасом. Он вел себя так, будто они расстаются навсегда! Она прильнула к нему с дрожью, перепуганная мыслью, что может потерять его, едва успев обрести. — Что бы ты ни сделал — это не имеет значения для меня. Ничего! Ты слышишь меня? Мне нет никакого дела до того, что у тебя в прошлом! Нет дела!
— Я верю тебе, — прошептал он.
Премьера.
ЭТОТ ДЕНЬ НАСТАЛ.
В своей уборной Валентина достала из маленького холодильника и налила себе стакан сладкого лимонного чаю со льдом.
Раздался настойчивый стук в дверь. Это Касси Ли, ассистент администратора, принесла пачку телеграмм и две цветочные композиции.
— А еще цветы в пути, мисс Ледерер, — целый фургон.
— О… — Валентина внезапно ощутила упадок сил. — Пожалуйста, поставьте их в артистическую, Касси, а завтра отошлем их в интернаты для престарелых и в больницы.
Когда девушка вышла, Валентина поставила диск в свой переносной проигрыватель. Глубокий меланхоличный голос, заполнивший комнату, принадлежал Эбби Макей.
Валентина бросилась на кушетку и закрыла глаза, пытаясь заставить себя выбросить из головы тревожные мысли. Глубоко дыша, она представила пустынный берег с ажурным узором пены на золотом песке.
Но успокаивающие образы жили только тридцать секунд. Валентина снова открыла глаза. «Беттина», — подумала она.
Беттина так и не появилась после Бостона. Человек просто взял и пропал, ни слова никому не сказав, только прислав Киту напечатанную на машинке записку, где сообщалось что-то невнятное о заболевшей в Сан-Франциско сестре. Напечатанная на машинке записка.
Валентина не поверила ей тогда, не верила и сейчас. Если добавить исчезновение Беттины к кровоподтекам Мадзини и ту игру с увольнениями и приемами в труппу Джины, — все это предвещало беду. Кто-то ужасно хотел, чтобы сенатор Уиллингем пришел на премьеру. Внезапный стук в дверь заставил Валентину подскочить.
— Костюмы, мисс Ледерер.
Дверь распахнулась, и костюмерша с грохотом вкатила стальную вешалку на колесиках, на которой костюмы Валентины были развешаны в соответствии с порядком выхода на сцену. К каждому костюму был прикреплен пластиковый пакет с украшениями, туфлями и аксессуарами, дополняющими каждый наряд.
Костюмы были просто великолепные — пышные одеяния ярких цветов с роскошной отделкой.
Костюмерша сняла бальное платье, сшитое из бледно-желтого муарового шелка с волнистым рисунком. К вешалке был прикреплен костяной корсет, он уменьшит и без того стройную, в двадцать четыре дюйма, талию Валентины до двадцати двух дюймов.
