— Не слушайте ее, — весело сказал Уиллингем, сжимая руки Валентины, а потом крепко, по-медвежьи прижимая ее к груди. — Это даже лучше — получить роль в мюзикле. Вот чем живет моя милая… и я чертовски горд за нее.
Феликс Гуэрра ходил кругами, как бы плетя сеть. Наконец он извинился перед своей скучной спутницей и, проталкиваясь через толпу, выбрался в богато украшенный вестибюль отеля, чтобы позвонить боссу.
Вестибюль тоже был переполнен. Сюда стекались участники нескольких вечеров, проходивших одновременно в соседних банкетных залах. Он увидел плакат, прикрепленный на металлический стенд, — что-то о выборах в Соединенных Штатах.
Он с нетерпением ждал, когда какой-нибудь из телефонов освободится. Темноволосый мужчина лет тридцати пяти, с суровым красивым лицом склонился над одним из них, быстро говоря по-испански, видимо с кем-то споря, так как его голос повышался.
Когда он сделал шаг назад и Гуэрре представилась возможность рассмотреть его, кубинец похолодел. Он стоял всего в нескольких футах от Карлоса Мануэля, колумбийского короля наркобизнеса.
Гуэрра еще несколько минут прислушивался, затем небрежно отошел, пересек вестибюль и подошел к телефонам с другой стороны, где как раз освободилась одна из кабин.
Он набрал код Кубы и долго ждал, пока старая кубинская система телефонной связи соединит его. То, что он подслушал сегодня вечером, может стать политическим динамитом. Через десять минут он говорил с Фиделем Кастро.
Шампанское лилось уже два часа, когда сенатор Уиллингем, наконец, взял Джину за руку и подвел ее к микрофону, установленному у кафедры. Сенатор раскраснелся, и его голубые глаза светились от возбуждения.
— Друзья… друзья мои… слушайте все! Я хочу сделать заявление. Во-первых, хочу представить вам самую прекрасную женщину в моей жизни Джину Джоунз, леди, завоевавшую мое сердце, которую я люблю даже больше, чем политику и выпивку, в общем — чертовски сильно.
Пронесся ожидаемый смех.
— Я только хочу сказать… О, черт… — на лице сенатора отразились испытываемые им сильные чувства. Он обнял Джину и прижал к себе. — Она будет моей невестой, друзья… Мы собираемся пожениться на Рождество.
Аплодисменты заполнили зал.
Появился официант с огромным букетом ярко-красных роз, он протянул их Уиллингему, а тот церемонно вручил его Джине. Дюжина притаившихся фотографов выбежала вперед, окружив пару.
Еще больше раскрасневшись от удовольствия, Уиллингем снова схватил микрофон.
— Еще одно, друзья мои, и это информация из первых рук. Моя великолепная Джина только что получила роль в новом бродвейском мюзикле «Доктор Живаго». Она прекрасно справится с ролью, обещаю вам это. И я буду сидеть в середине первого ряда в день премьеры. Эту премьеру я не посмею пропустить, иначе она прищемит мне хвост.
Москва
В учреждении были высокие потолки, панельные обшивки сделаны из темного дуба, срубленного в лесах Белоруссии. Под обязательным портретом Ленина выставлены флаги всех советских республик. На массивной полке красовались изделия американских народных промыслов, подаренные Джорджем Бушем президенту Михаилу Горбачеву на недавней встрече глав правительств в Хельсинки.
Сегодня Горбачев выглядел встревоженным и недовольным. Петров почувствовал, как червь страха зашевелился внутри него. Зачем его вызвали сюда?
Обменявшись приветствиями, советский президент прямо приступил к делу:
— Я только что получил сообщение, что колумбийцы планируют убить американского сенатора Чарлза Уиллингема.
— Что? Этого южанина с громким голосом? — Петров старался сдержать радость от испытанного облегчения.
— Мне очень хочется предотвратить эту экзекуцию.
— Да, — горячо согласился Петров.
— Уиллингем один из самых верных сторонников Харрисона Ловелла, кандидата на должность американского посла в Советском Союзе. Нам нужен Ловелл. Это человек, с которым мы можем говорить, и он, похоже, понимает наши проблемы лучше, чем обычный американский политик. Далее, если мы предотвратим это убийство, то завоюем благосклонность Буша, а это откроет нам возможности, которыми не стоит пренебрегать.
Петров с удивлением слушал Горбачева. Колумбийцы, по сообщению информатора, хотят осуществить убийство принародно, чтобы вызвать страх у других общественных деятелей.
