Он вынул из кармана молоток, пробой и большой ржавый замок. Навесив на дверь символ собственности, общепринятый в цивилизованном мире и нелепо выглядевший в этом безлюдном ущелье, Деревяшкин ушел, очень довольный своей выдумкой.
— Посмотрим теперь. Если это медведь, что-то он замку скажет? — ворчал он, возвращаясь в каюту.
Неизвестно, кто и как разговаривал с замком, но когда Деревяшкин через несколько дней опять навестил кладовую, замок оказался раскрытым. Продукты лежали в порядке, хотя Деревяшкин с пеной у рта уверял товарищей, что несколько кусков сала исчезло. Однако и в этот раз завхоз не сумел никого убедить, что в его кладовой что-то неладно. Комлинский наглядно продемонстрировал, насколько расхлябан замок. Достаточно было его раза два подергать, как он приветливо раскрывался.
— Но не медведь же, в самом деле, дергал! — отчаянно возопил Деревяшкин.
— А кто говорит, что медведь? — лукаво возразил Бураков. — Уж не ты ли выдрессировал его по взлому замков? Сознавайся, Деревяшкин, что сам забыл запереть как следует.
Однако, Деревяшкин настоял на том, чтобы срочно перевезти все запасы на пароход. Он предполагал, что там можно будет обойтись без замков. Недели две все шло обычным порядком. Деревяшкин уже перестал возражать против того, что проявил излишнюю подозрительность. Но как-раз в это время в кладовой случилось нечто гораздо более неприятное и более определенное, чем «блуждающие» шкуры и «самоскрывающиеся» замки.
Деревяшкин, бледный, прибежал к Василькову и топотом сообщил, что в кладовой побывал вор. Пропало около пяти кило сахару, кило шоколаду и, по-видимому, некоторое количество муки.
— Если вы не ошибаетесь, это очень плохо, — сумрачно ответил профессор. — Лучше всего, пожалуй, сохранить это втайне, чтобы не тревожить товарищей… Но пропажа может повториться или обнаружиться. Тогда будут винить вас или еще кого-нибудь…
— И правильно, — неожиданно ответил из темноты голос Рюмина. — Я, извините, случайно — все слышал.
Тотчас сделали учет кладовой. Выяснилось, что пропало продуктов даже несколько больше, чем предполагал Деревяшкин.
— Либо эго действительно медведь, — заметил мрачно Алфеев, — либо… кто-нибудь из нас. Надо сделать сейчас же повальный обыск.
— Никаких обысков, — решительно прервал его профессор. — Это ни к чему не приведет, а без надобности оскорблять самих себя не к чему. Вы, механики, сегодня же сделаете хороший замок. В кладовую отныне будут ходить двое: очередной дежурный и Деревяшкин. Пока не будет готов замок, у двери должен стоять часовой.
Меры, принятые Васильковым, оказались действительными — продукты с кладовой оставались в целости и сохранности, но зато стали исчезать всякие мелкие вещи, которые медведю ни на что не могли пригодиться. Да и исчезали они так, словно мгновенно испарялись.
Алфеев уверял, что у него непонятным образом исчез хороший карманный нож. Никого поблизости не было. Механик оставил на полу палубы на ровном месте нож и сделал всего три шага в сторону — поднять обрывок веревки. Вернулся, осветил фонариком место, где лежал нож — пусто, хоть шаром покати. Обыскал всю палубу — однако ничего не нашел.
— Ну, после найдешь, — сказал Жуков.
А через два дня у Жукова, при тех же обстоятельствах, но уже в кубрике, где он уселся пришивать пуговицы, исчезли со стола и пуговицы, и клубок с нитками. Выходил Жуков из кубрика всего на несколько минут. После долгих поисков две пуговицы он нашел под столом.
Каждые два-три дня обнаруживались все новые исчезновения мелких вещей. У Осинского испарилась пара белья. У Герценштейна чуть не из рук улетела в пространство кружка, при чем она звякнула, точно зацепилась обо что-то металлическое. У Василькова почти на глазах растаял портсигар. Рюмин обнаружил, что у него дезертировали новые портянки, как раз в тот момент, когда он начал переобуваться. Из-под койки Коврова «сами убежали» неизвестно, как и куда меховые пимы.
Наконец однажды почти под носом у Деревяшкина отлучилось неизвестно куда приготовленное уже к обеду тушеное мясо вместе с кастрюлей.
