— Погодите фантазировать, — замахал руками Жуков. — Раньше надо убедиться, что здесь действительно корабль, а не, скажем… одна восьмушка его. Вы кажется хотели предложить способ исследовать пароход, не вылущивая его.
— Способ такой. Если это корабль, то должна быть и палуба. А если палуба имеется, то искать ее надо подо льдом вон той обширной террасы, левее лестницы, — и больше нигде. Мое глубокое убеждение — мы попусту тратим время на обследование снаружи. Давайте примемся за палубу и постараемся проникнуть внутрь.
Предложение Осинского было немедленно принято. На террасе к тому же оказалось гораздо удобнее работать — не надо было висеть на канате. Дело пошло быстрее, хотя слой льда здесь был гораздо толще. В помощь киркам вначале несколько раз применяли огонь, раскладывая костры из тюленьего жира с деревянными обломками в качестве фитилей. Но Ковров энергично запротестовал против такой расточительности, предложив пользоваться вместо огня водой. Этот способ оказался не только более экономным, но и более радикальным.
Во льду просверливали замыкающийся ряд узких, глубоких отверстий. В эти отверстия наливали воду и плотно закупоривали их деревянными или металлическими пробками… Дальше вода работала сама. Замерзая, она расширялась, разрывала стенки своих вместилищ, и огромные глыбы льда, ограниченные трубками с «жидким динамитом» (так назвал эти приспособления Ковров), выламывались с треском.
На второй день работы на палубе добрались до люка. Это была торжественная минута. Открыл люк Ковров. Товарищи столпились кругом в немом молчании. Несколько голов наклонились над черной пастью трюма. Алфеев осветил ее карманным фонариков. Льда не было. Внизу блестели черные глыбы.
— Каменный уголь!..
— Угольная яма! — почему-то шопотом произнес Комлинский. — Значит… — и он не договорил.
Через несколько часов удалось открыть вход в кубрик для команды. Один за другим все вошли туда. Кубрик производил впечатление ограбленного. Ни постельных принадлежностей, ни одежды, ни белья там не нашли.
— Видно все на себя одели, что можно было одеть, когда покинули пароход, — сказал Бураков, тщательно осмотревший матросские сундучки.
— Пока все хорошо, никаких изъянов в корпусе парохода не видно, — заявил Осинский. — Возьмемся опять за кирки, может быть дальнейшие раскопки объяснят нам, что именно произошло с пароходом.
На другой же день действительно удалось найти весьма существенные — и притом ужасные — следы трагедии, происшедшей на этом пароходе. Тем не менее для пленников ледяного фиорда история злополучного парохода стала еще менее понятна, чем в первый момент, когда они только заподозрили, что в айсберг «впаяно» какое-то судно.
Они проникли в кают-компанию. И то, что они увидели, было так неожиданно жутко, так дико, неправдоподобно и непонятно, словно кто-то искусно инсценировал образы своего ночного кошмара.
Наружную дверь пришлось взломать. Она так крепко примерзла, что даже костер не помогал. Ковров зажег наполненный тюленьим жиром фонарь и первый двинулся в пролом. Чтобы осветить путь, он слишком высоко поднял фонарь — и на первой же ступеньке обо что-то споткнулся.
— Осторожнее! — сдавленным голосом крикнул он протискивавшимся мимо него товарищам.
На площадке у самой двери скорчившись полулежал на коленях и локтях обледенелый труп мужчины. В руке его был зажат зазубренный кинжал.
— Видно хотел открыть дверь, да не осилил, — прошептал Деревяшкин. — И во что он только одет?
Одежда действительно была невероятная. Бесформенные лохмотья, испещренные разноцветными заплатами, были накручены, видимо, в несколько слоев.
Дальше лестница оказалась свободной. Но фонарь мигал, чадил, тускло освещая ступени и замысловатые орнаменты на стенах. Спускались гуськом, осторожно держась за перила. Металлические части, поддерживавшие перила, изображали головы фантастических ушастых змей, вылезавших из стены и яростно вгрызавшихся в дерево. Предосторожность оказалась нелишней. У подножия лестницы Ковров резко остановился и чуть не упал. Репортер сзади навалился на него.
— Тише! — предостерег Ковров. — Здесь несколько ступенек выломано.
