— Понятия не имею.
— Думаю, да. Джейк не хотел говорить мне, сколько он за нее получил, но я знаю, что на эти деньги мы жили последние два месяца. Вчера они кончились... И Джейк тоже, — добавила она бесцветным тоном.
Она повернулась и разложила на столе полотна без рам. Большинство из них показались мне оконченными. Это были небольшие морские пейзажи вроде того, который я показывал Артуру Плантеру и который теперь лежал в моей машине. Видимо, их автор был слегка завернут на море и я не мог избавиться от мысли, что, возможно, его гибель была не просто делом случая.
— Вы не думаете, что Джейк утопился сам? — задал я вопрос.
— Нет. В общем-то нет... — она быстро сменила тему. — Я отдам вам все пять за сорок долларов. Сами полотна этого стоят. Вы должны это понимать, если вы художник.
— Я не художник.
— Иногда я думаю, был ли художником Джейк. Рисовал все последние тридцать лет — и вот все, чего он достиг, — она обвела широким жестом лежащие на столе картины, дом со всем содержимым и смерть Джейка. — Только вот это и я.
Она усмехнулась, вернее, частью лица исполнила невыразительную гримасу. Глаза ее, всматривавшиеся в туманное и унылое прошлое, оставались холодными, как глаза морской птицы.
Заметив, что я присматриваюсь к ней, она взяла себя в руки.
— Я не такая плохая, как вы думаете, мистер. Вам интересно, почему я все это продаю? Я должна купить ему гроб. Мне бы не хотелось, чтобы его похоронили на средства округа в одном из этих сосновых ящичков. И я не могу допустить, чтобы он продолжал лежать в морге окружной больницы.
— Хорошо, я куплю эти пять картин.
Я вручил ей две бумажки по двадцать долларов, подумав при этом, отдадут ли мне когда-нибудь Баймееры эту сумму.
Она брезгливо взяла деньги и держала их в руке.
— Это не рекламная кампания. Вы не должны покупать эти картины только потому, что знаете, зачем мне нужны деньги.
— Мне нужны эти картины.
— Зачем? Может, вы все-таки антиквар?
— Не совсем.
— Значит, я права. Я знала, что вы не художник.
— Откуда вы это знали?
— Последние десять лет я жила с художником, — она сменила позу и облокотилась об угол стола. — Вы не похожи на художника и говорите не как художник. У вас глаза не такие, как у художника. Даже запах от вас другой. — Какой?
— Может, запах полицейского. Когда Пол Граймс купил у Джейка те две картины, мне сразу это показалось подозрительным. Я не права?
— Не знаю.
— Так зачем же вы это покупаете?
— Потому что Граймс купил те.
— Вы думаете, что если он потратил на это деньги, то они чего-нибудь стоят?
— Я очень хотел бы узнать, зачем они были ему нужны.
— Я тоже, — сказала она. — А зачем они нужны вам?
— Потому что они были нужны Граймсу.
— Вы что, во всем ему подражаете?
— Надеюсь, что не во всем.
— Да, я слыхала, что временами он мог обмануть, — она кивнула головой, послав мне свою холодную полуулыбку. — Я не должна говорить этого. Я ничего не имею против него. Даже можно сказать, что я дружу с его дочкой.
— С Паолой? Это его дочь?
— Да. Вы ее знаете?
— Мы как-то встречались. А откуда знаете ее вы?
— Познакомились на каком-то приеме. Она говорит, что ее мать была наполовину испанка, наполовину индеанка. Паола красивая женщина, правда? Мне нравится испанский тип красоты...
Она зябко пожала плечами и потерла ладони, словно греясь в свете воспоминания о Паоле.
Я вернулся в Санта-Терезу и нанес визит в морг, помещавшийся в подвалах больницы. Знакомый мне помощник коронера, молодой человек по имени Генри Пурвис, проинформировал меня, что Джейкоб Витмор утонул во время купания. Он выдвинул большой ящик и показал мне голубоватое тело с большой курчавой головой и маленьким членом. Когда я выходил из холодного зала, меня била дрожь.
