Анюта бывает в кремле. Да кто из зарайской детворы, подростков не заглядывает сюда! Ребята взбираются на парапет стен, бегают, издавая воинственные крики, затевают игры, глядят сверху на бесконечную, слегка поднимающуюся к горизонту равнину. От угловой башли начинается крутой спуск к старинному плавучему мосту через Осетр, и за мостом тянется Веневский тракт, который ведет к городу Веневу…
У Зарайска, основанного в XII веке (первоначально сельцо Новгородок-на-Осетре, затем — селение Красное или Красный городок), славное прошлое. Зарайцы знали свою историю, гордились ратной доблестью предков. Поликарп Сидорович рассказывал внукам о борьбе с врагами. О том, как в 1237 году полчища Батыя захватили и разграбили Рязань, подожгли Зарайск и как воины города, конники, сражались в дружине легендарного рязанского воеводы Евпатия Коловрата, нанесшей урон татаро-монгольским завоевателям. И о том, как в 1378 году русское войско во главе с великим московским князем Дмитрием, названным впоследствии Донским, одержало первую победу над полками Золотой Орды в битве на реке Боже, недалеко от Зарайска. И о том, как город на Осетре — один из немногих на пути к Москве — в Смутное время не покорился Лжедмитрию II и выстоял, выдержав долгую осаду под началом князя Пожарского, ставшего воеводой Зарайска в начале 1610 года. И легенду об Евпраксии — она особенно тронула сердца девочек. Предание о красавице жене правившего в Зарайске князя Федора: чтобы не достаться жестокому и коварному хану Батыю, Евпраксия взяла на руки малютку сына Ивана, бросилась с крыши высокого терема на берег Осетра и «заразилася» (разбилась насмерть)…
Таков Зарайск, где русская старина, древняя история сливались незаметно с будничной повседневной жизнью. Анна Голубкина, полюбив с детства родной город, сохранит эту привязанность навсегда. Она любила тихие зарайские улицы, небольшие каменные и деревянные дома, с окнами, украшенными резными наличниками, уютные зеленые дворики с сараями, поленницами, голубятнями. Как и повсюду в провинции, по вечерам возле домов, палисадников, где цветут высокие мальвы, золотые шары, сидят на лавочках старушки в белых платочках. Шумят листвой огромные старые тополя. В небе с карканьем кружит туча ворон. Проедет, дребезжа по булыге мостовой, телега, которую тащит понурая лошадка. Пройдет шумная, яркая толпа цыган. Маленькое белесое солнце будет незримо-медленно опускаться над заречными далями, за Осетром. А потом оно, огромное, багровое, низко повиснет над мглистой чертой равнины, прощаясь с землей… И уже когда совсем стемнеет, в голубовато-сумрачном небе всплывет, будто ладья, половина желтовато-розовой луны. Какая тишь в этот предночной час! Слышно только, как стрекочут в смутной траве кузнечики. Вьется над головой мошкара…
…В 1877 году умер дедушка Поликарп Сидорович, и его отвезли по Михайловской улице на кладбище, обнесенное красной кирпичной стеной, с узкими, вроде бойниц, окошками. Теперь все хлопоты о хозяйстве, постоялом дворе, огороде, все заботы о подрастающих детях легли на плечи Екатерины Яковлевны. Правда, у нее уже есть помощники: девятнадцатилетний Никола, семнадцатилетняя Саня, красивая, отменного здоровья девушка среднего роста. Да и младшие ребята приучены к физическому труду, не чураются его. Анюта, например, и полы моет, и ходит в сарай за дровами, и затапливает печь, и ставит самовар. Мать поручает ей задать сена лошади, подмести двор, развесить выстиранное белье…
И Анюта, и Сема помогают старшим в огороде полоть, окучивать, поливать грядки, сызмальства они привыкли к земле, рыхлой, развороченной, с попадающимися в ней полусгнившими корнями растений, мелкими камешками, червями, комочками глины, привыкли к ее влажному запаху, этому волнующему духу земли, который как бы выходит, поднимается из ее глубин. Руки в земле, они моют их, но все равно нередко ногти с темной каемкой.
Со смертью деда в семье нисколько не нарушилась царившая в ней чистая нравственная атмосфера. Дочь Николая Голубкина, Вера Николаевна, десятилетия спустя напишет в своих воспоминаниях, рассказывая о жизни этой удивительной семьи уже в начале 900-х годов, но сказанное ею целиком и полностью относится к семейным традициям Голубкиных в последней четверти XIX века: «В доме у нас было два непреложных закона: никогда ни один человек не должен оскорблять другого — это был первый закон. Вторым законом была правда…» И оба эти закона восприняты от Поликарпа Сидоровича и Екатерины Яковлевны.
