— Ладно. Дайте нам войти в дом, и мы все сразу объясним.
— А ордер у вас есть? — спросила бабушка.
— Зачем мне какой-то ордер? — удивился сержант.
— Чтобы ступить на порог моего дома, вы должны иметь ордер. И чтобы сунуть свой длинный нос в мою дверь, тоже должны иметь ордер. Если он у вас есть, так и скажите.
— Нет, ордера у меня нет, но я могу его в два счета получить.
— Вот и отправляйтесь за ним. А без ордера вы ко мне-во двор не войдете.
— Но послушайте, миссис О'Флаэрти, давайте рассуждать здраво…
— Вот и рассуждайте себе на здоровье, — сказали бабушка.
— Вы же знаете, что закон нарушать нельзя. Или вы идете против наших законов? Что ж, попробуйте, увидите, что получится. Неужели вы не понимаете, что это дело вам не выиграть?
— Нельзя сказать, выиграешь или проиграешь, пока не начнешь играть, — сказала бабушка. — Надо начат!.. Вот вы и начали, а я закончу.
— Ладно. Хотите воевать? Что ж, получите свое. Завтра утром я вернусь с ордером и представителями властей. Я предупреждаю вас: закон есть закон, с ним не шутят. И не имеет значения, кто вы — бабушка О'Флаэрти или кто другой. Закону должны подчиняться все, а нет — вам же будет хуже.
— Уходите! И возвращайтесь с ордером. Да с полком солдат! И хоть со всей ирландской полицией. С пушками и пулеметами. Делайте, сержант, что хотите, по у нас, у О'Флаэрти, никто этих детей не отнимет.
Она повернулась к сержанту спиной и нЗправилап. к дому.
— Да послушайте же, миссис О'Флаэрти… — жалобно снова завел свое сержант.
Но бабушка только махнула рукой и вошла в открытую Финном дверь.
— Ну, теперь мы поедим. День накануне битвы, вер но, Финн?
— А они нас не одолеют? — спросил Финн.
— Пусть только попробуют, — отвечала бабушка. Пусть попробуют!
Кэрриджмор в то солнечное утро вы глядел очень красиво. Крытые соломой белые домики деревушки были разбросаны по небольшим каменистым участкам, за которыми начинались холмы, переходившие в предгорье. Вдали синели высокие горы, а впереди раскинулось усеянное островами море и тянулись белые песчаные пляжи…
Каждый решил бы, что местечко это — прелестное, но захолустное.
И хотя деревушка ничего собой не представляла, сейчас ею интересовалось невероятное количество людей. Со всех сторон подкатывали автомобили, из них поспешно вылезали вооруженные фотоаппаратами репортеры и принимались за дело. Один прилаживал штатив, другой пробовал вспышку, а третий снимал киноаппаратом. Взобравшись на телефонные столбы, фотографировали деревушку на фоне моря и на фоне гор.
У ворот дома бабушки О'Флаэрти гомонили любопытные, но ворота были заперты, перед ними невозмутимо стояли здоровяки Пэдди и Джо, и можно было подумать, что оба немы от рождения — ни один не проронил ни слова.
— Позвольте нам взглянуть на детей! Где же бабушка О'Флаэрти? Жалко вам, что ли? Дайте сделать хоть один снимок!
В ответ на все мольбы Пэдди и Джо лишь отрицательно качали головами, и вид у них был такой грозный, что никто из репортеров даже не пытался перелезть через ограду и приблизиться к дому.
Тут с верхней дороги кто-то крикнул Пэдди и Джо:
— Едут!
Братья посмотрели наверх и увидели, что к деревне спускаются две полицейские машины.
Репортеры и фотографы прямо с ума посходили! Они кинулись к приближавшимся машинам и стали делать снимки, припадая на колено, а то и прямо распластавшись на животе.
Машины остановились в некотором отдалении, из них вышли восемь здоровенных полицейских и сержант. В руках у сержанта была бумага, и все направились к дому О'Флаэрти в окружении бесновавшихся репортеров и фотографов. Но тут началось что-то очень странное. Со всех сторон к дому бабушки О'Флаэрти стали подходить крестьяне, жители Кэрриджмора. Были среди них мужчины высокие и приземистые, старики и юноши, кто с усами, а кто бритый, в шляпах, кепках или с непокрытой головой, но каждый держал в руке серп или косу, лопату или лом. Возможно, крестьяне как раз сейчас собрались на работу в поле, но при желании их орудия труда могли стать грозным оружием. Мужчины подходили один за другим и становились рядом с Пэдди и Джо, так что не меньше тридцати крестьян выстроились плотной стеной перед воротами дома и каждый, можно сказать, был вооружен.