1
Жаль, что тебя не было здесь сегодня, посмотреть, как сборная штукатуров Тирцы штукатурит дом, который ты мне купила: ватага друзов из Усфии, все из одной семьи, все в одинаковых огромных усах и одинаковых пестрых фесках. Для начала они окружили дом лесами, потом забрались на подмости и встали — двое на верхнем уровне, двое на нижнем. Натерли руки оливковым маслом, чтобы защитить кожу от извести, а потом все разом принялись накладывать раствор и все разом его разглаживать — абсолютно одинаковыми, синхронными движениями.
— Почему они взялись вчетвером за одну стену? — спросил я. — Взял бы каждый себе по стене и работал бы на ней.
Но Тирца сказала, что стена должна высыхать вся одновременно, под одним и тем же солнцем, чтобы не было различий в оттенке цвета и в текстуре.
Сначала друзы нанесли раствор и разгладили его плотным слоем по бетону, потом положили на него второй слой, для герметизации, и зачистили его зубчатыми скребками, а под конец длинными быстрыми валиками накатали поверх еще и третий слой. Штукатурку внутри дома они положат через несколько дней, но немного другого оттенка, не совсем белую, а чуть кремовую — мы с Тирцей оба не любим белого, — а по наружным стенам пустят еще слой измельченного гипса того цвета, который, как сказала Тирца, называют «персик».
Пятый друз работал внутри дома. Поднялся на леса, поставил там низкую, тяжелую лестницу и начал проверять металлическую сетку подвесного потолка, как проверяют струны арфы — пощипывая и подтягивая. Сетка гудела ему в ответ пустыми глазницами, и он вбрасывал в них раствор, вбрасывал и разглаживал, а когда закончил, Тирца сказала, что вот и всё, теперь это наш потолок, а не кого-то, кто жил здесь раньше, и скоро рабочие уйдут, и я с удовольствием вижу, что у тебя есть силы и желание, Иреле, потому что нам предстоит теперь отметить сразу две обновки — и подвесной потолок, и штукатурку.
2
Китайцы положили герметизирующий слой на фундамент ванной комнаты, протянули зеленые и черные пластиковые рукава и закрепили их по месту шлепками цемента. Пришли электрик с водопроводчиком и проложили провода и металлические трубы. А когда всё высохло, и закрепилось, и разгладилось, и было скруглено, и законопачено, и подсоединено, и проверено, Мешулам вернулся с укладчиком полов Штейнфельдом.
— Привет, Штейнфельд! — крикнула Тирца. — И тебе привет, Мешулам. Твои скругления в ванной выглядят очень красиво.
Штейнфельд прибыл с тем же старым школьным ранцем на спине и тем же ведерком в руке. Только на этот раз в ведерке были молоток, ватерпас, шпатель и подушечка. Но ворчать он продолжал точно так же, как будто лишь вчера закончил тот штихмус, который сделал несколько недель назад.
— Видишь? Вот молоток, о котором я тебе говорил. Настоящая вещь, не какая-нибудь нынешняя пластиковая игрушка. У него в головке полтора кило железа, может любой угол или выступ стесать, а ручка из тополиного дерева — чуть постучишь по плитке, она сразу ляжет точно по месту. Ровно восемнадцать сантиметров длиной, в аккурат как мой шмок, только толще и мягче.
— Не морочь человеку голову своими глупостями, Штейнфельд, — сказал Мешулам. — Такими молотками, как твой, пользуются сегодня только для старых балат,[71] а новый, из резины, — это для керамических плиток.
— Балаты красивей, — проворчал Штейнфельд. — А керамические никогда не ложатся точно.
И заодно с отвращением отозвался о нынешних полах из мрамора, «из-за них все эти новые квартиры выглядят, как ванная у прислуги барона Ротшильда».
— Слушай, ты же здесь хозяин, а не они! — повернувшись ко мне, сказал он к большому удовольствию Тирцы и Мешулама. — Пусть эти Фриды кладут у себя дома то, что им нравится. Тебе в дом я привезу балаты, как раньше, — двадцать на двадцать.
Тирца запротестовала:
— И в результате получится куда больше плиток, больше работы, больше швов, чтобы мельтешили в глазах, и вдобавок машина не сможет подрезать их у стенок.
— Тиреле, ты забыла, что это я здесь укладываю плитки, а не ты, — возразил Штейнфельд. — Углов тут мало, и мы сможем подрезать их вручную, с помощью диска.
