– Тебе напомнить, как там было здорово? Наша комната! Наш двор! Наши друзья!
Гнев намерен был предъявить коллегам тёплые воспоминания из родного города для пущей убедительности. Он взял подходящий шар и запустил картинку на экране. Все приготовились. Но в динамиках в сотый раз заиграла песенка «Мята + лайм».
– Откуда тут реклама жвачки? – Гнев стукнул по кнопкам и отключил воспоминание. – В общем, раньше всё было лучше. Вот я о чём.
– М-да, Райли была счастливее в Миннесоте... – кивнула Брезгливость.
– Может, подождём до завтра? – предложил Страх.
– Отлично! Подождём. – Гнев встал в позу командира, скрестив руки на груди. – Завтра точно всё изменится! Ха, можно подумать!
С этими мыслями Райли уснула. Во Внутреннем Мире небо потемнело, и Состав Мысли со скрипом остановился.
– Как? – Радость такого не ожидала. – Почему мы не едем?
– Райли спит, – сообщил работник поезда. – Остановка.
– Мы что, до утра здесь застряли? – протянула Печаль.
– Точно, Состав Мысли не едет, пока девочка спит, – подтвердил Бинго-Бонго.
Но Радость не собиралась сдаваться
– У нас нет столько времени! – решительно сказала она.
Печаль смотрела в окно. Посидев так какое-то время, она вдруг выдала идею:
– А что, если мы её разбудим?
– Печаль, не смеши, – отмахнулась от неё Радость. – Это же в принципе невоз...
Радость запнулась на полуслове, проследив глазами за взглядом Печали: за окном была «Студия сновидений».
– А что, если мы её разбудим? – просияла Радость.
Трое друзей спрыгнули с поезда и поспешили в «Студию сновидений».
Здесь царила настоящая суматоха. Актёры в самых немыслимых костюмах сновали туда-сюда, потягивая из кружек кофе и уткнувшись в листки со сценариями. Персонал ставил передвижные декорации, тележки для гольфа переезжали из одного павильона в другой.
– Вот это да! – Радость в восторге озиралась по сторонам. – Какой же огромный зал!
– А я думала, он больше. – Печаль была в своём репертуаре.
Несколько шагов спустя Радость чуть не упала в обморок: навстречу им попалась звезда почти каждого сна Райли, потрясающая Радужная Единорожка.
– Это она! Она! – возбуждённо зашептала Радость, указывая на Единорожку, которая невзначай присела в кресло режиссёра.
Печаль подошла к знаменитости.
– Моя подруга говорит, ты звезда. Она хочет взять у тебя автограф.
– Нет, нет! Печаль, не отвлекай уважаемую Единорожку! – Радость стала оттаскивать Печаль от знаменитой красавицы. – Извините, – поклонилась она Единорожке. – Мы тут в первый раз. Очень неловко. Простите ещё раз!
Ей наконец удалось увести Печаль подальше. Чуть поодаль она обернулась и крикнула Радужной Единорожке:
– Обожаю ваш сериал «Волшебные сны»! Пока! Вы супер!
Радость побежала догонять Печаль и Бинго-Бонго. Они нашли один из павильонов и как раз решили в него зайти. Режиссёр «Студии сновидений» собрала артистов и команду.
– Итак, вот какие у нас сегодня воспоминания за день. Работы много. Райли бросила трубку во время звонка лучшей подруги, в школе всё уныло, а ещё она бросила хоккей.
Радость, Бинго-Бонго и Печаль спрятались за техникой и проводами и наблюдали из укрытия. Режиссёр раздавала актёрам распечатки сценария. Друзья прокрались в костюмерную.
– Ну, что, как будем будить? –- обратилась к товарищам Радость.
– Э... иногда она просыпается, когда видит страшный сон. Можно напугать, – предложила Печаль.
Радость не одобрила. Райли и так досталось немало тревог в течение дня. Зачем же ещё и во сне подсовывать ей что-то неприятное?
– Печаль, я хорошо знаю Райли. Мы покажем ей что-то настолько замечательное, что она проснётся от счастья!
– Раньше такого не было, – резонно заметила Печаль, но Радость уже энергично копалась в костюмах.
– О, Райли обожает собак! Надевай это!
Она бросила Печали половину костюма собаки.
– Что-то я сомневаюсь, – продолжала Печаль, но Радость не обратила на неё внимания и повернулась к Бинго-Бонго.
– Береги как зеницу ока, – велела она, вручая ему сумку с ключевыми воспоминаниями.
Бинго-Бонго обещал о них позаботиться.
Режиссёр проверила монитор и скомандовала оператору применить фильтр искажённой реальности. Фильтр преображал реквизит, актёров и костюмы: благодаря ему самая убогая бутафория оживала, как настоящая!
