…Зеленые тростники раздвинула она белой рукой и вышла стройная, в ожерельях и браслетах. Заплетенные в косы волосы ее синими змейками вились по нежным плечам. И концы их обделаны были в золото.
Белый цветок лотоса, как звезда, подымался надо лбом…
Задрожали члены мои, и волосы поднялись, как щетина на спине кабана. Так ослепителен был блеск Ее тела… Прекрасные узоры, татуированные на груди и щеках. Зорко глядел глаз посреди живота, и тихо то поднимались, то опускались вновь ожерелья и амулеты.
Склонясь перед Нею, замер я, как изваяния побежденных царей.
— Юный пастух, желаешь ты бороться со мной ради достойной награды? Если ты победишь, то тело мое будет твоим, если же будешь побежден, то я буду зверем твоего стада.
— Да будет так, госпожа! — ответили губы мои. А сам пошел вслед за Ней.
И выйдя на берег, там, где было розовое место, мы стали бороться. Подобно божественной змее извивалась она в руках у меня и давила тело мое, как монолиты царственных пирамид…
Когда я был побежден и белым коленом своим Она упиралась мне в грудь, а руки мои, бессильно раскинувшись, вцеплялись в траву, Она мне сказала:
— Когда земля озарится завтрашним светом, приходи, если хочешь, вновь испытать силу и счастье.
А Сама, став южной пантерой, напала на стадо и лучшего барана унесла в зеленые заросли.
Я же, грустный, пошел домой, раздвигая тростник и шагая по тине вслед за встревоженным скотом.
И много дней приходил я бороться с Ней. Много раз, полный надежд, сжимал тело Ее, чувствуя, как слабеют колени…
Стадо же господина, порученное мне, все уменьшалось.
Последнего ягненка наконец унесла она в камыши. Он блеял долго и жалобно, и сердце мое страдало в груди.
Ибо я вырастил его и носил на руках через каналы, чтобы не схватили его ненасытные пасти «тех, кто в воде»…
Растерзав добычу, Она вновь призвала меня прийти, когда новым светом озарена будет земля.
— Госпожа, — отвечал я, — баранов больше нет у меня, нет также овец и ягнят.
— Приходи ты сам, — прозвучал из тростников ответ Ее, сладостный, как музыка арф…
И наутро, когда рожденный в лотосе Ра озарял своими улыбками землю, одинокий и грустный переходил я вброд канал за каналом, посохом раздвигая тростник и бормоча по привычке заклятия от крокодилов.
— Пастух, я горю нетерпением бороться с тобой, — сказала Она, встретив меня, пылкая, как львиногрудая Сехт.
На зеленый остров Она привела меня, и там мы схватились. Я призывал на помощь богов, и руки мои сжимали стан ее, как обода дубовую бочку с заморским пьяным вином.
Упругое тело Ее прижималось к моему, и крепкие ноги были тверды, как белые колонны.
Словно скала, обрушилась она на меня и, обессиленного, повергла на землю.
И, став подобной львице пустыни, накинулась на потерявшего мысли…
Дыхание ее было как пламя…
Люди, скажите мне, что случилось потом? Ибо существование мое было разбито.
А хайбет (тень) и тело мое исчезли от меня вместе с именем. И не знаю я, что было потом и как поступила со мной жестокая, победившая меня… Люди, скажите мне, что случилось со мной?!..
И Харакс, приказав развести мне из запасных факелов небольшой огонь, стал сыпать в него зерна ладана. Старческие губы его вновь зашептали властные заклинания. И вместе с клубами благовонного дыма растаял и унесся сквозь щель в потолке в синее небо так сильно смутивший дух наш горестный призрак.
