Но одна из таких дочерей этого города безвозвратно погубила добрую славу мою. После неудачных попыток меня обольстить, она, разорвав себе тунику и растрепав волоса, в растерзанном виде выскочила из грота, крича, что я домогался ее любви в уплату за сосновый венок и игру на свирели. Когда же она мне отказала, я, будто бы, овладел ею насильно. Бывшие в толпе друзья этой девы, хотя и хорошо знали цену рассказу ее, стали шуметь и громко меня обвинять в корысти и лжи…
Это так возмутило меня, что я пришел в гнев и громким внезапным воплем своим навел такой страх на толпу, что она в тот же миг метнулась вон из ущелья, в безумном страхе давя тех, кто упал.
После этого случая окрестные жители редко решались меня вопрошать о чистоте своих дев. Большею частью они обращались на суд божества соседней реки… Теперь не шумят уже по камням в соседней долине ее холодные струи. Они иссякли, и сама прекрасная нимфа этой реки отошла вместе с ними туда, где царить мрачный Гадес. Ты наверно не знаешь истории нимфы Родопис, хотя я и рассказывал ее некогда одному бродячему поэту, побывавшему в этих местах. Он говорил, что его зовут Тацием…
Так вот, еще в те времена, когда царили здесь олимпийцы, одной из самых любимых спутниц Артемиды была презиравшая мужчин девушка по имени Родопис. В высоко подобранной тунике, с колчаном, полным бронзовых стрел, за спиной и острым дротом в руке, гонялась она вместе с богиней за рыжими львами и легконогими ланями. Лай охотничьих псов быль ей приятней разговора мужей, и она дала даже клятву при алтаре Артемиды-Охотницы никогда не приносить унизительной жертвы Киприде.
Когда эта клятва дошла до слуха матери Эроса, Пенорожденная была очень прогневана таким непокорством и вознамерилась наказать горделивую деву.
В том же городе жил молодой человек, столь же превосходивший своей красотою всех юношей, насколько Родопис была прекраснее дев. Подобно ей Эвтиник предавался охоте и подобно ей отвергал дела Афродиты.
В сопровождении Эроса, богиня направила полет свой в тот лес, где охотились ни разу не встречавшиеся дотоле дева и юноша. При виде Родопис, которая целилась в лань, Афродита сказала своему крылатому сыну: „Вот она, сын мой! Стрелою своею заставь полюбить ту, которая отвергает наши дела. Заставь ее покориться воле богов“.
И золотая стрела с именем гордого юноши, сверкнув из лука юного бога, поразила Родопис в самое сердце, в то время, как сама отважная дева свалила бронзовой стрелой быстроногую лань. В тот же миг из лесу вышел прекрасный как бог Эвтиник.
И третья стрела, на которой написано было „Родопис“, вонзилась незримо в грудь молодому охотнику. Дева и юноша подняли взоры и, нежданно увидев друг друга, воспламенились взаимной любовью.
Взявшись за руки, долго смотрели они друг другу в глаза. Потом я видел, как слабых и томных, словно пленников, повлек их за собою Эрот… Они шли. Голова Родопис была на плече Эвтиника, обвивавшего стан девушки, дотоле отвергавшей мужчин. Впереди манило заросшее темного зеленью отверстие грота. И там нарушены были обеты обоих…
Странник, ты никогда не слыхал победоносного смеха Киприды! Я его слышал. Этот хохот ужасен. Он тише свиста змеи и громче рыкания льва. Сами боги, заслышав его, трепещут как листья деревьев под дыханием знойного ветра…
Смех Афродиты достиг до слуха Делосской богини. Возвратившись, узнала она о торжестве Аматузии.
Твердой стопой со строгим лицом молча притекла девственная сестра Аполлона в нашу долину и зорким оком открыла в вечерних сумерках кравшуюся сквозь заросли ив на ночное свидание Родопис.
И гневно остановив деву, богиня ударила ее несколько раз по округлым плечам изогнутым луком.
— Вот тебе за нарушение клятвы! — воскликнула дочь тихой Латоны.
Схватив затем Родопис за пышные косы, повлекла ее Артемида к темному гроту, бывшему свидетелем нарушения клятвы.
Что происходило там, я не знаю, ибо избегал тогда встречаться с Богиней-Охотницей, которая кое за что была мной недовольна… Но, немного спустя, из пещеры заструился чистый как слезы, прозрачный поток, медленно покатившийся по зеленой долине.
