— В гробу, — сказал бородатый, и после этих слов ситуация враз перестала казаться Малони забавной шуткой.
* * *
Заведение по гравировке надгробных памятников находилось рядом с кладбищем.
Сердитый апрельский ветер, который не ощущался на улицах Манхэттена, застроенных многоэтажными зданиями, здесь, на просторе, кружил вихри из прошлогодних сухих листьев по дорожке, ведущей к деревянному домику. По бокам дорожки, засыпанной гравием, стояли мраморные плиты, на блестящей гладкой поверхности некоторых из них виднелись выгравированные надписи. Малони бросились в глаза крупные золотые буквы по черному полю: «В память Мартина Коллахэна, любимого мужа, отца и деда, 1896 — 1967». Его невольно пробрала дрожь.
Машина остановилась рядом с высоким темным предметом, который оказался полированным памятником, гораздо большим по размерам, чем тот, что высился над могилой самого Абрахама Файнштейна. Файнштейн был королем хастлеров Бронкса, Малони всегда с трепетом вспоминал его похороны. Он хотел уже сказать бородатому джентльмену, что нет необходимости обставлять все так же пышно, как похороны Файнштейна, в конце концов, он, Малони, всего лишь скромный игрок на скачках. Достаточно простого соснового гроба и краткой надписи «Малони».
Но бородач вновь ткнул ему в бок своим «люгером», подгоняя по дорожке к коттеджу, в котором размещалась контора гравировальщика. Внутри их ожидали трое. Один из них, очевидно, был хозяином, так как сразу же спросил, не желает ли кто шнапсу.
Бородатый сказал: «Нет, у нас есть дело. Некогда тут распивать, пока дело не закончено». Двое других посмотрели на Малони, и один из них сказал:
— Гауд, это не тот покойник.
— Сам знаю, — ответил бородатый джентльмен.
Значит, его зовут Гауд, подумал Малони, и вздрогнул, когда тот добавил:
— Ничего, этот тоже сойдет.
— А где же настоящий покойник? — спросил второй.
На нем был твидовый пиджак с кожаными нашлепками на локтях, и он очень смахивал на сельского сквайра из Уэльса.
— Он выскочил из машины на Четырнадцатой улице, — ответил Гауд.
Малони нашел его ответ очень остроумным, хотя по лицу Гауда с уныло опущенными уголками глаз не скажешь, чтобы он был горазд на шутки.
— Не важно, О'Брайен, — продолжал Гауд, — из этого джентльмена тоже получится отличный покойник.
О'Брайен, тот парень в пиджаке с кожаными заплатами, уставился на Малони с явным интересом, даже несколько патологическим. Решив, что настал момент ознакомить присутствующих со своим собственным отношением к теме, Малони сказал:
— Джентльмены, лично я не думаю, что из меня получится отличный покойник.
— Не бойтесь, зато у вас все отлично получится, — ободрил его Гауд.
— Нет, серьезно, джентльмены, — настаивал Малони, — я знаю десятки других людей, у которых это выйдет гораздо лучше. Если угодно, я могу хоть сейчас назвать вам троих, с которыми только сегодня встречался по небольшому финансовому вопросу и которые действительно намного лучше меня подойдут на эту роль.
— Он слишком длинный, — раздумчиво протянул О'Брайен, не обращая на слова Малони ни малейшего внимания.
— Верно, я слишком длинный, — охотно подтвердил Малони. — И кроме того, учтите, что мой дядя — судья.
— Так кто-нибудь хочет шнапсу? — спросил гравер.
Третий человек, находившийся в конторе, до сих пор не проронил ни слова. Он сидел на краю стола, одетый в превосходно сшитый костюм, на его шелковом, в тон темно-синему костюму, галстуке блестела крохотная золотая заколка в форме буковки «К». Он молча изучал Малони холодными голубыми глазами. Малони тут же пришел к заключению, что это босс.
— Что вы думаете, босс? — оборачиваясь к нему, спросил О'Брайен.
— Полагаю, он подойдет, — сказал босс низким тихим голосом.
Все боссы так говорят, подумал Малони, и выглядят точно так же, как этот К., — маленького роста, худой, как стилет, со своим инициалом на галстучной заколке, с бесстрастным взглядом и редеющими волосами, зачесанными поперек разрастающейся лысины. Да, этот парень типичный босс.
— А если у него и вправду дядька судья? — засомневался О'Брайен.
— У него вообще нет никакого дядьки, не то что судьи, — заметил К.
