— Среди неопознанных тоже? — уточнил полицейский.
— Таких там большинство. Если тело не подходит ни под одно из описаний, высланных полицией, по прошествии должного срока мы имеем право забрать его. Если есть какие-то сомнения, в морг вызывают седьмой отдел. Спросите лучше Эйзенхарта, он эту процедуру знает наизусть.
Виктор подтвердил мой рассказ.
— Не знаю, правда, как они упустили Хевеля. На всякий случай мы отослали им ориентировку еще в январе, — добавил он.
Полицейский из четвертого отдела помрачнел.
— Будем разбираться. Где его вещи? — задал он следующий вопрос.
Максим молча поставил перед полицейскими картонку, на дне которой одиноко болтались часы-луковица.
— Это все?
— Все, что было при нем, когда он попал в морг. А что вы ищете?
Эйзенхарт проигнорировал вопрос и со вздохом обратился к коллеге.
— Значит, либо они отправились в мусор, либо…
— … попали не в те руки, — закончил за него мистер Конрад.
— Необязательно. Если бы он успел встретиться с заказчиком, мы бы узнали об этом. Что, если он оставил их где-то перед смертью?
— Тогда мы этого все равно не узнаем.
— Необязательно, — повторил Эйзенхарт. — Доктор, вы можете оживить его?
Я с сомнением покосился на него.
— Я уже говорил вам, только Духи способны кого-либо оживить. В случае успеха мы можем вернуть его в мир живых на неопределенное время, вероятнее всего, от минуты до полутора часов. Но и на это шансы невелики.
— Попробуйте. Сейчас, — потребовал детектив.
Вперед выступил Мортимер:
— Подождите-ка! Подобные эксперименты обязательно должны проводиться в присутствии профессора. Ресуррекция назначена на завтра, вы можете…
— Мы не можем, — вежливо перебил его Эйзенхарт. — Государственные интересы и все такое. Но вы можете связаться с ним и пригласить его присоединиться к нам сейчас.
— Если дело только в этом, то мы выпишем вам подтверждение, что этот эксперимент был вызван полицейской необходимостью, — добавил мистер Конрад. — Полагаю, это избавит вас от проблем. Вы думаете, этот эксперимент нам поможет, Эйзенхарт?
— По крайней мере не помешает, — отмахнулся от него детектив, пытавшийся убедить Мортимера в необходимости провести эксперимент немедленно.
После некоторых споров Максим сдался и ушел наверх дозваниваться до профессора, в то время как мне выпала сомнительная честь готовить труп к попытке воскрешения. С помощью побледневшего Брэмли мне удалось перетащить тело в соседнюю комнату, обычно запертую и скрытую от посетителей, и там разложить его на деревянном ложе. Мистер Конрад, посмотрев, как мы стянули тело кожаными ремнями, попросил позвать его, когда приготовления закончатся, и расположился в морге на стуле для посетителей. Эйзенхарт же с выражением откровенного любопытства на лице заглядывал через мое плечо, наблюдая за подготовкой к эксперименту.
— Всегда было интересно, чем вы тут занимаетесь, — признался он, увидев, как я прикрепляю провода к телу. — Значит, будете гальванизировать труп?
— Не только, — я проверил, все ли провода закреплены, и объяснил. — Стимуляция nervus phrenicus, грудо-брюшного нерва, и диафрагмы поможет запустить вновь процесы дыхания, в то время как эти провода должны привести в действие мозговую активность. Но главное не это.
Проверив работу насосного механизма, я достал из холодильного ящика консервированную кровь.
— Теперь вы собираетесь делать ему переливание крови, — прокомментировал Эйзенхарт. — Неужели все так просто?
Я промолчал, устанавливая венозные катетеры. Флакон с бесцветной жидкостью, появившийся из холодильного ящика следующим, вызвал у Эйзенхарта еще больше вопросов.
— Что это? Хлорид кальция? Адреналин?
Я пообещал себе, что не стану больше на него отвлекаться, пока не закончу с подготовкой, но тут не сдержался:
— Я надеюсь, вы осознаете, что введение такого количества адреналина внутривенно привело бы к летальному исходу в течение пяти минут?
— Правда? Я запомню, — пообещал Эйзенхарт и действительно сделал какую-то пометку в блокноте. — В наше время так легко получить на него рецепт… Но тогда что же это, доктор? Неужели великий эликсир?
Подготовив все для внутривенной инфузии, я ответил:
