Замира почти не слушала их трескотню — переживания сегодняшнего дня напрочь лишили ее каких-либо желаний. Девушке хотелось лишь одного: исчезнуть так, чтобы никто ее не нашел.
Старухи вымыли ее, обсушили полотенцами и велели лечь на мраморную скамью, где умастили тело девушки душистыми мазями и растерли кошачьими шкурками, отчего кожа стала гладкой и матовой. Потом на Замиру надели короткую сорочку и шальвары из тончайшего прозрачного шелка сиреневого цвета. Потом они принялись за лицо: насурьмили брови, подкрасили ресницы, наложили на щеки легкие румяна и яркой киноварью подкрасили губы.
— Смотри,— старуха поставила девушку перед большим зеркалом,— господин будет доволен.
«Все равно убегу,— думала про себя Замира,— что бы вы тут со мной ни делали!»
Некоторое время спустя евнух вернулся на этот раз вместе с лысым управляющим. Причмокивая губами от восхищения, оба долго рассматривали Замиру, заставляя ее то поднимать руки, то поворачиваться, а потом велели пройтись несколько раз вдоль бассейна.
— Хорошо, очень хорошо,— кивали они,— хозяин будет доволен.
— Серьги, бусы и браслеты из аметиста,— распорядился лысый,— господину это понравится. Ждите, когда он захочет ее увидеть.
— Да, да, понравится,— писклявым голосом подтвердил евнух,— я позову, когда господин распорядится. Отведите ее в белую комнату.
Девушку провели по устланной коврами лестнице и оставили в небольшом помещении, стены которого были выложены снежно-белыми мраморными плитами. Из мебели там была только низкая скамейка, накрытая пушистым покрывалом.
— Сиди здесь.— Старуха указала на скамью и вышла.
В замке повернулся ключ, и пленница осталась одна, без всякой надежды выбраться на волю. Стены были гладкими и глухими, а единственное окошко, забранное узорчатой решеткой, находилось высоко под потолком. И думать было нечего, чтобы каким-то образом попытаться вырваться на свободу…
— Можешь идти.— Советник махнул писцу рукой.— Завтра к утру пусть всех по этому списку приведут ко мне!
Он огладил окладистую черную с проседью бороду и, довольный, усмехнулся. «Завтра приползут эти торговцы, что пытались утаить солидную часть подати, и посмотрим тогда, как они будут умолять не передавать этот список повелителю. Придется им слегка раскошелиться — не бесплатно же мне хлопотать в их пользу!» Советник трижды хлопнул в ладоши.
— Ужинать! Здесь! — коротко бросил он вбежавшему слуге.
Тотчас же зал наполнился роем снующих и хлопочущих вокруг своего господина слуг. Одни несли чашу для омовений и мягкую ткань, чтобы вытереть руки; двое других — изящный полированный столик; за ними появился мальчишка с белоснежной скатертью, которую с ловкостью фокусника расстелил перед хозяином. На столе мгновенно появились кубки, кувшины с вином, блюда с фруктами, и вот уже процессия подавальщиков во главе с поваром несет подносы с аппетитно пахнущей жареной дичью, соусники с пряными приправами, нежную, тающую во рту рыбу, приготовленную по кхитайскому рецепту — чего только не стряпали для господина искусные повара! Поесть он любил — это было видно и по его комплекции, и по заплывшим лоснящимся глазкам, алчно глядящим на пищу в предвкушении предстоящего удовольствия.
Была еще одна причина, по которой советник пребывал в прекрасном расположении духа: сегодня наконец он попробует эту девчонку, к прелестям которой давно уже стремилась его сладострастная натура.
«Дура! — обругал он про себя хозяйку невольницы.— Не захотела ее уступить! И кому? Мне! Вот теперь и служанки у тебя нет, и платы за нее нет тоже». Довольный собою, он потер пухлые руки, выбирая самый лакомый кусок, с которого следовало начать трапезу. Вокруг, ожидая приказаний, почтительно склонились подавальщики. «Девчонка хороша! — Он представил себе, как проведет с ней сегодняшнюю ночь, в чреслах возникло знакомое томление, и он даже зажмурился от удовольствия, продолжая тем не менее равномерно двигать челюстями.— За такую можно было бы и чашу серебра отдать… Видят боги, это я и предлагал неразумной женщине!»
У советника было множество невольниц из разных мест: рослые белокурые и белотелые красавицы из Гандерланда; смуглые, пышные брюнетки из Турана; стройные зингарки, чернокожие кушанки и дарфарки, не говоря уж о заморанских прелестницах — по числу и разнообразию гарем советника уступал разве что гарему его повелителя. Но со временем девушки надоедали советнику, и хотелось чего-нибудь новенького и свежего; тогда, проезжая по улицам Шадизара, он обращал внимание на какую-нибудь из местных красавиц — и не успокаивался до тех пор, пока очередной предмет вожделений не оказывался в его опочивальне.
