А пока вспомнилось кое-что забавное об истинном Брокене, хотя он куда как моложе подводного гиганта. Я бывал в Германии, посетил Брокен, кругом мне все напоминали, что именно на нем Гёте учинил фаустовскую Вальпургиеву ночь. Я увидел — гора двугорбая, узнал: один холм прозывается «Алтарь ведьм», другой — «Чертова кафедра». Но подводный гигант в Индийском океане поскромнее, его массив славен будет меж нашими современниками не прозвищами… А вы, Амо, проняли меня своей допытливостью.
Завтра с утра буду я просматривать всякое-разное для сопоставлений, заглядывая в совсем иной район Мирового океана. Нужно обновить мне кое-что из времен хождения на «Гломаре Челленджере-2» в Северную Атлантику. Как я понимаю, он-то полюбился вам давненько. Что же, внушительный вид, умеет проникать в земные глубины под океаном. Я и сам теперь с приязнью вспоминаю хоть и маленький, но любопытный цветной фильм, который вы видели в Доме ученых. Еще тогда я был рад, что он пришелся вам по душе.
Амо уже вскочил на ноги, обошел вокруг стола, подойдя сзади, положил легкую руку Андрею на плечо.
— Вы, Рей, даже не догадываетесь, какой завистник у вас в доме завелся. Я ж наверняка знаю: мне-то никогда не хаживать по океану, ни в жисть не стать ученым, исследователем. На крыле доброго случая мне, легкомысленному существу, полудонжуану, суетному коверному, миму, доставила судьба двух друзей — вас и Наташу. Вы проникаетесь ко мне доверием, щедро образовываете меня, темного, помогаете понять, что живу я всего-навсего на малом пространстве, а вы обитаете в океанах, облапивших со всех сторон матушку Землю. Вы терпеливо делитесь со мной, толкуете о своих изысканиях.
Я не шучу, Андрей, одновременно я завидую и радуюсь, хоть что-то улавливая из хода ваших исследований. Вы, черт возьми, облагораживаете мою «породу», даете мне масштаб, от которого я, грешный, могу вести отсчет. Ну вот, мотаете головой, отрицаете свою роль в очеловечении некоего подкидыша. У вас еще хватает душевных сил, да и у Наташи, выслушивать мои разнокалиберные исповеди.
Андрей, перехватив руку Амо, усадил его чуть не силком на стул рядом.
— Хорошо, после душераздирающей речуги, Амо, вы остаетесь ночевать тут, на верхотуре, а утром приглашаю посмотреть со мною записи о хождении к Фареро-Исландскому хребту. Надо мне, отправляясь к Австралии, все обдумать, тут возможны и не случайные аналогии.
— Зачислите меня в добрые духи вашей лаборатории, Андрей. Ну что вам стоит пойти на уступочку непрофессионалу?
Рано утром, непривычно для Амо и буднично для Андрея, забрались в кабинет со скошенным потолком, на втором этаже. Шерохов протянул другу папку, как заметил Гибаров, цвета измученной морской волны — рабочий дневник исследователя, а сам погрузился в чтение своего отчета по рейсу на «Гломаре Челленджере-2».
Амо читал, иногда посматривая на Рея. Тот сидел за письменным столом, а Гибаров примостился у подоконника, так ему казалось уютнее; время от времени, отрываясь от записей Шерохова, поглядывал на ворон. Только об эту зимнюю пору будто становились они и франтоватыми. На снегу теперь резко выделялись обычно неброские фрачные серо-черные «двойки». Крики их доносились сквозь открытую форточку требовательно и жизнелюбиво.
Негромко Амо сказал, боясь помешать Андрею:
— Вот в такой еще и не разгоревшийся денек, вглядываясь в этот сад, уж очень остро представляешь ваше тысячемильное хождение по водам. И, вроде Наташи, я будто притаился, притих в ожидании вашего возвращения восвояси. Смешно, но, желая вам всяческих удач, вместе с тем я как бы загадываю: каков же будет день приезда?!
Андрей, не отрываясь от своих графиков и описаний, кивнув головой, обронил:
— Взаимно, Амо, совершенно взаимно, — буду ждать новых встреч с вами.
А Гибаров читал:
«Впереди Исландия, никому не признаюсь, еду не только на буровое судно, очень меня интересующее, — на «Гломар Челленджер-2», но попутно загляну хоть на денек к тому, кому обязан не просто по мальчишеству братским отношением к Гулливеру. Я был захвачен еще ребенком его приключениями, невероятными метаморфозами — я оказывался на гигантских качелях: р-раз — он у лилипутов, великан. Два — он лилипут средь великанов. А каков остров Лапуту с вовсе окосевшими от рассеянной учености жителями. И сам Джонатан Свифт — увлечение непреходящее. И вот Холли-Хауз, Дан Лирин и Дублин.
