Лёгким, едва уловимым на звук шагом Пётр приблизился к коновязи, где стояли понурившиеся лошади. Никогда прежде он не передвигался столь осторожно. Его тело, некогда крепкое и мускулистое, давно превратилось в грузную массу, привыкнув к уютному существованию в мягких автомобильных креслах. Нет, он не был толстым, но он никогда бы не поверил, что человек, покончивший с подвижным образом жизни десять лет назад и буквально приросший к стулу, вдруг начнёт красться, подобно лесному волку.
Пётр снова удивился себе: откуда такие нежданные навыки? При этом он пребывал в непоколебимой уверенности, что умел двигаться так всегда, это умение было в его крови и что он, охотник и воин, просто не мог не уметь этого, не имел права перемещаться иначе.
Чернодеревцев огляделся. Туристическая база мирно спала, убаюканная шумом дождя. Над лесом клубились сизые тучи, время от времени они накатывались на горные склоны, и тогда казалось, что они хотели прилечь на них и отдохнуть.
– Где Марина? – спросил Пётр вслух. – Балуется с этим пацаном Женей, стерва. Ничего, женщина, скоро ты вспомнишь, что такое настоящий муж. Чёрное Дерево не прощает оскорблений…
Он застыл, услышав свой голос и произнесённые слова.
Чёрное Дерево? Почему он назвал себя так? Что скрывалось за этим именем? Нечто сильное и опасное. Пётр хорошо знал это. Его одолевали какие-то мутные, неясные тени не то предчувствий, не то воспоминаний. Чёрное Дерево… Охотник… Воин…
Охотник и воин? Почему он так подумал о себе? При чём тут охотник и воин?
Он провёл ладонью по спине лошади, погладил её нежно и вместе с тем властно. Пахучая мокрая шерсть ответила на движение его руки взбрызнувшими каплями. Пётр забрался верхом, действуя не совсем уверенно, но с твёрдым внутренним убеждением, что через минуту-другую в нём проснётся знакомое, но уснувшее в теле ощущение. И он не ошибся. Животное послушно пошло вперёд, повинуясь движению рук и ног Петра. Он правил лошадью с той же лёгкостью, которую испытывал несколько раз во сне, когда видел себя верхом на резвом жеребце. Наблюдая за собой, он не переставал поражаться своему умению. А ведь в первый день, когда они пришли на нижнюю базу, он чуть ли не в ужасе шарахнулся от подведённой к нему лошади. Теперь всякая неуверенность и тем более страх перед гривастым скакуном исчезли.
Он пустил лошадь вниз по склону, пристально всматриваясь между деревьями. Вон в мглистом утреннем воздухе тускло блеснула шумная лента реки. Дождевая пелена висела между прямыми стволами густой серой массой, казавшейся неподвижным туманом.
Куда пошла Марина? Чернодеревцев припомнил, в какую сторону она ходила гулять с инструктором, укрывшись просторным плащом. Вон та небольшая лощинка, где вчера Марина долго разговаривала со своим ухажёром, вон тропинка, по которой можно спуститься вниз…
Пётр соскользнул со спины лошади и прислушался. За шумом мокрой листвы различался едва слышный женский голос.
– Марина, – прошептал Пётр глухо и шагнул вперёд.
Ориентиром ему служил грудной смех жены, и этот нервно-похотливый смех не оставлял у Петра ни малейших сомнений в том, какая картина откроется перед ним через несколько секунд. Вскоре он остановился. Медленным, почти неуловимым движением руки он отвёл мохнатую еловую ветвь в сторону и увидел свою жену. Горячая волна нахлынула на Петра и застлала ему глаза. Затем жар в одно мгновение сменился ледяным жжением. Ему стало нечем дышать от невыразимого чувства, пронзившего его насквозь. Это были не гнев и не ярость. Это был взрыв, мгновенное и полное смещение всех точек опоры, всех правил, всех ценностей. Мир, похожий на сложное многогранное сооружение, внезапно рухнул и рассыпался прахом.
Марина лежала на спине, раздетая догола. Между её широко раскинутыми ногами, двигая бёдрами взад и вперёд, скользил инструктор Женя. Под сыплющимися каплями мелкого дождя впившиеся друг в друга нагие тела мужчины и женщины блестели, излучая энергию необузданной природы. Из мужчины в женщину и из женщины в мужчину переливалась неуёмная страсть животных, липкая, притягательная сила разнополых существ.
