Ходатайство это было уважено Министерством Земледелія, которое и дало знать об этом самарскому управленію государственных имуществ, поставив однако при этом следующія условія: 1) чтобы безплатная пастьба скота была допускаема лишь на тех свободных казенных землях, „где это не причинит особаго вреда лесу“, и 2) чтобы безплатное собираніе жолудей и валежника разрешалось „в казенных лесных дачах везде, где это представится возможным“.
Еще большими ограниченіями и разными коварными оговорками было обставлено разрешеніе, данное удельным департаментом по настоящему ходатайству земства. Подобныя ограниченія и оговорки
10 послужили для губернских и уездных чиновников названных выше ведомств поводом для того, чтобы, как говорится, „свести на нет" дарованныя права и льготы. Благодаря такому отношенію к делу, разрешенными льготами могла воспользоваться лишь самая незначительная, самая ничтожная часть нуждавшагося населенія.
Это тоже обычный, излюбленный пріем нашей бюрократіи: в тех случаях, когда почему-нибудь является неудобным прямо и решительно „отклонить" то или другое земское ходатайство, оно удовлетворяется и разрешается, но это разрешеніе обставляется непременно такими условіями, такими лукавыми и коварными оговорками, которыя в результате сводят совершенно на нет все те льготы и облегченія, которыя должно было повлечь за собою это разрешеніе. Местные губернскіе и уездные чиновники, давно пріученные к этой политике двоедушія, прекрасно, конечно, знают настоящій смысл, настоя щую цену подобнаго рода „разрешеній", а потому всегда употребляют с своей стороны все усилія для более полнаго достиженія тайных целей высшаго начальства.
Тан как благосостояніе населенія Самарской губерніи было сильно подорвано недородом предыдущих лет, то поэтому большинство жителей совершенно не имело никаких запасов. Вследствіе этого крестьяне уже ранней осенью—в августе и сентябре месяцах,—не видя ниоткуда помощи, принуждены были продавать за безценок скот и другое имущество, чтобы купить себе хлеба.
Почти полное отсутствіе кормов—сена и овса— еще более заставляло крестьян распродавать свой
скот. Во многих местах единственный корм для скота составлял „катун“, или перекати-поле,—жесткое, колючее растеніе, появляющееся, по уверенію крестьян, обыкновенно в неурожайные годы. От него у коров и лошадей распухало нёбо и язык, так как колючки ранили их. Благодаря массовой распродаже скота, цены на скот пали до последней степени.
Уже в сентябре месяце мне писали из Ставропольскаго уезда: „Нас утешают тем, что с февраля подумают о лошадях, только спрашивается: у кого же оне останутся до февраля? У кулаков? Теперь у нас крестьянская лошадь идет в среднем по 4 — 5 рублей. Покупают татары на мясо. Для них это выгодно, так как шкура продается обыкновенно за три рубля или за три рубля 50 копеек; следовательно, за рубль—полтора татарин имеет пудов 8—10 мяса“.
Но и татары не долго пользовались дешевым мясом, так как, благодаря теплой погоде, стоявшей в эту осень, мясо скоро портилось, протухало и гнило. Голод однако был так силен, а хлеба было тан мало, что татары долгое время не решались отказаться от употребленія полусгнившаго мяса, вследствіе чего среди них начали весьма сильно распространяться разныя болезни, от дизентеріи до цынги включительно.
По Ставропольскому уезду земская ссуда стала выдаваться с октября месяца, при чем число едоков, нуждавшихся в ссуде на этот месяц, было определено в 37,825 человек, которым и было выдано 32,412 пудов хлеба. Если принять во вниманіе, с одной стороны, что населеніе Ставрополь-
скаго уезда равняется 253,715 челов., а с другой стороны, полный неурожай, постигшій уезд, и отсутствіе хлебных запасов у огромнаго большинства населенія, то цифру едоков в 37,825 необходимо признать совершенно ничтожной.
Правда, с каждым месяцем число едоков, которым выдавалась ссуда, постепенно увеличивалось. Так, в ноябре месяце ссуда была выдана на 85,437 человек, в декабре—на 106,584, в январе 1899 года—на 124,164, в феврале — на 133,945 и в марте—на 147,849 едоков.
