– Верно! В гостиной только кинопроектор и кинопленки. Время хорошо работает лишь в одном направлении – назад, в прошлое. Я управляю прошлым. И, черт побери, знать не знаю, что делать с настоящим. А будущее? Ну его к дьяволу! Я в него не собираюсь, знать его не хочу и тебя возненавижу, если будешь меня в него заманивать. Моя жизнь превосходна.
Я оглядел освещенные окна ее дома, представил себе комнаты за ними, поглядел на оставленный возле мечети лимузин.
Она вдруг занервничала, сорвалась с места, убежала и вернулась, неся с собой белое вино. Налила его в стаканы, приговаривая:
– Какого черта! Пей, я…
Она протянула мне стакан с вином, а я неожиданно для самого себя рассмеялся. Меня словно прорвало. Я хохотал до колик.
– В чем дело? – удивилась она, только что не отнимая у меня стакан. – Что смешного?
– Вы, – задыхаясь от смеха, прорычал я. – Ведь это вы – и шофер, и горничная. Горничная, шофер – и все это вы!
Я показал на кухню, на лимузин, на нее.
Констанция поняла, что я ее разгадал, и, разделяя мое веселье, запрокинула голову и залилась звонким, искренним смехом.
– Ну, малыш, попал в самую точку. Господи, а я-то думала, что хорошо сыграла.
– Так и есть! – воскликнул я. – Вы потрясающая! Но когда вы передавали мне вино, я заметил что-то знакомое в движении вашей руки. Я же видел руки шофера на руле. И пальцы горничной, державшие поднос. Констанция… То есть я хочу сказать, мисс Раттиган…
– Констанция…
– Вы могли бы продолжать этот маскарад еще долго, – сказал я. – Вас выдало какое-то легкое движение.
Она убежала, тут же вернулась, игривая, как комнатная собачка, на голове у нее красовалась шоферская фуражка, она ее сбросила, надела наколку горничной, щеки порозовели, глаза сияли.
– Чью задницу хочешь ущипнуть? Шофера? Или горничной?
– У всех троих задницы что надо!
Она снова наполнила мой стакан, отбросила в сторону и фуражку, и наколку и сказала:
– Это единственное мое развлечение. Уже много лет нет никакой работы, вот я и придумываю ее для себя сама. Инкогнито разъезжаю по ночам по городу. Вечерами делаю покупки, одетая как служанка. Сама управляюсь с проекционным оборудованием, сама мою лимузин. А еще я неплохая куртизанка, если тебе куртизанки по душе. В двадцать третьем году я зарабатывала по пятьдесят баксов за ночь, приличные «бабки», тогда ведь доллар был долларом, и за два бакса можно было пообедать.
Мы перестали хохотать, вернулись в дом и опустились на подушки.
– Зачем все эти тайны? Зачем ночные прогулки? – спросил я. – А днем вы когда-нибудь выходите?
– Только на похороны. Понимаешь… – Констанция отхлебнула кофе и откинулась на подушки, похожие на свору собак. – Я не слишком жалую людей. Еще в молодости они стали сильно меня раздражать. Наверно, продюсеры оставили на моей коже слишком много отпечатков пальцев. А вообще не так плохо играть в хозяйку дома в одиночестве.
– А при чем тут я? – спросил я Констанцию.
– Ты – друг Фанни, это раз. Во-вторых, мне кажется, ты хороший мальчик. Способный, но безмозглый, то есть я хочу сказать – неискушенный. Этакие большие синие глаза, совсем наивные. Жизнь еще не достала тебя, правда? Надеюсь, и не достанет. Ты кажешься мне надежным, довольно симпатичным и забавным. Хотя никакой физподготовки, так ведь теперь выражаются – «физподготовка»? А это значит, что я не собираюсь тащить тебя в спальню. Так что твоей девственности ничего не угрожает.
– Я не девственник.
– Может быть. Но выглядишь, черт тебя побери, именно так!
Я покраснел до корней волос.
– Вы не ответили. Зачем я здесь?
Констанция Раттиган поставила чашку, наклонилась и посмотрела мне прямо в лицо.
– Фанни, – сказала она, – Фанни чем-то страшно встревожена. Вне себя от страха. Ее кто-то напугал. Уж не ты ли?
На какое-то время я совсем забыл о том, что творилось вокруг.
Пока мы мчались по побережью, все мрачные мысли вылетели у меня из головы. А когда я попал в этот дом, когда мы стояли у бассейна, когда я смотрел, как эта женщина ныряет, потом возвращается, а мое лицо освежает ночной ветер и во рту вкус вина, я совсем забыл о том, что происходило в последние двое суток.
