ПОХОРОННОЕ БЮРО
КАЛЛАГАНА И ОРТЕГИ.
Это явно его воодушевило.
– Как будто домой приехал, – сказал он и остановил свой драндулет.
Я вышел.
– Ты идешь? – спросил я.
Крамли продолжал сидеть в машине, держась обеими руками за руль и изображая, как будто мы едем.
– Куда? – сказал он, выглядывая из-за опущенного стекла. – Мы же еще не до конца съехали. В смысле, с холма. Или, думаешь, окончательно?
– Короче, ты идешь? Ты мне нужен.
– Ну и что ты встал? – Крамли уже поднимался по крутым ступенькам бетонной лестницы.
Покрытая трещинами дорожка вела к ветхому сооружению, больше похожему на клетку для птиц, чем на жилой дом.
– Пекарный цех по производству дурных предсказаний, – сказал Крамли.
Мы прошли еще немного. Встретили на своем пути сначала кошку, потом козу, а потом павлина, который стал строить нам глазки, развернув свой тысячеглазый хвост. Я постучал в дверь – и ответом мне был целый снегопад облупившейся белой краски, которая тут же украсила мои ботинки.
– А дом-то крошится прямо на глазах, – заметил Крамли. – Как бы весь не раскрошился.
Я постучал еще раз – осторожно, одними костяшками. За дверью раздался звук, как будто кто-то передвигает по паркету огромный железный сейф. В дверь что-то бухнуло.
Я занес руку, чтобы постучать еще раз, но в этот момент противный голос произнес:
– Иди отсюда!
– Но я…
– Иди!
– Ради бога, пять минут… Четыре, две, одну! Мне нужна ваша помощь.
– Нет, – проскрипел голос, – это мне нужна ваша помощь.
Мой мозг лихорадочно перебирал карточки в архивах, пока не наткнулся на мумию.
– Вам что-нибудь известно о происхождении слова «Калифорния»? – прошамкала она.
Я повторил ее вопрос.
За дверью повисло гробовое молчание, а затем голос прошипел:
– Черт знает что…
По очереди проскрежетали три замка.
– Этого никто не знает, про Калифорнию. Никто.
В двери появилась щель.
– Ладно, давайте… – сказал голос.
Из щели высунулась ладонь, похожая на мясистую морскую звезду.
– Кладите свою!
Я накрыл ее ладонь своей.
– Переверните.
Я перевернул руку ладонью вверх, и она сжала ее, как в тисках.
– Расслабьте.
Она помяла мою руку, затем большим пальцем прощупала линии на ладони.
– Не может быть, – прошептала она.
Обследовала бугорки, расположенные под пальцами.
– Так и есть, – со вздохом сказала она.
А потом добавила:
– Вы помните свое рождение.
– Откуда вы узнали?
– Вы же седьмой сын седьмого сына!
– Ничего подобного, – сказал я, – я один в семье, у меня нет братьев.
– Боже! – Ее рука дернулась. – Вы будете жить вечно!
– Никто не…
– А вы будете. Не само ваше тело, а то, что вы делаете. Чем вы занимаетесь?
– Вообще-то, моя жизнь у вас в руках…
Она издала смешок.
– Понятно. Актер? Нет… Внебрачный сын Шекспира.
– У него не было сыновей.
– Значит, Мелвилла[287]. Внебрачный сын Германа Мелвилла.
– Было бы неплохо.
– Так оно и есть.
Я услышал, как от двери со скрипом отъехало что-то тяжелое, после чего она медленно отворилась.
Моему взору предстала необъятных размеров женщина в огромной мантии из красного бархата – она сидела на троне, поставленном на колесный ход. Громыхая по паркету, этот трон отвез ее в глубину комнаты и остановился у стола, где в свете витражной лампы сияли искрами сразу четыре хрустальных шара. Там же маячил и железный сейф. Не было никаких сомнений, что из недр вот этой стотридцатикилограммовой мясной туши берет начало не что иное, как пронзающий все живое взгляд Царицы Калифии – астролога, хироманта, френолога и специалиста по прошлому и будущему.
– Проходите, я не кусаюсь, – сказала она.
Я вошел. Следом за мной – Крамли.
– Но дверь оставьте открытой, – добавила она.
Во дворе прокричал павлин, и я решил, что это сигнал к тому, чтобы показать ей другую руку.
Поглядев в нее, Царица Калифия отпрянула, как будто ее обдало жаром.
– Вы знаете Грина – писателя? – тихо спросила она. – Грэма Грина?
Я кивнул.
– У него есть роман о священнике, потерявшем веру. Который потом лицезрел чудо – сам же его и вызвал. И его вера воскресла – с такой силой, что он сам чуть не умер от шока[288]>…
– И что?
– И вот… – Она вдруг замолчала и уставилась на мою ладонь, как будто это был предмет, никак не связанный с остальным моим телом. – О боже…
