Мое такси подкатило к воротам храма Ангела как раз в тот момент, когда последние заблудшие овечки выходили из многочисленных дверей, покидая затянувшиеся допоздна занятия в приходской школе.
Преподобный Кемпо ждал перед входом, заламывая свои грубые руки и расхаживая с таким видом, будто в зад ему вставили динамитную шашку.
– Слава богу! – вскричал он, бросаясь ко мне. Вдруг он остановился в ужасе. – Так это вы юный друг этого мерзкого типа, да?
– Иисуса?
– Иисуса! Что за чудовищная мерзость! Да, Иисуса!
– Я его друг.
– Жаль. Ладно, поторапливайтесь!
Он взял меня под руку и потащил в тот придел, где располагалась главная аудитория. Там не было ни души. Откуда-то сверху доносился мягкий шелест перьев, взмах ангельских крыльев. Кто-то проверял звуковую аппаратуру, издавая различные небесные шепоты.
– И где же?.. – осекся я.
Ибо там, посреди алтаря, на сверкающем Господнем престоле из чистопробнейшего золота восседал Иисус Христос.
Он сидел прямо, устремив взгляд куда-то сквозь церковные стены, положив руки на подлокотники, ладонями вверх.
– Иисус! – Я побежал через проход и вдруг остановился.
Потому что из обеих ран на открытых запястьях капала свежая кровь.
– Ну разве не кошмар? Ужасный человек! Прочь! – завывал преподобный за моей спиной.
– Это христианская церковь? – осведомился я.
– Да как вы смеете спрашивать?!
– Вам не кажется, что в такой момент, возможно, сам Христос проявляет к вам милость? – поинтересовался я.
– Милость?! – вскричал преподобный. – Он ворвался во время мессы с криком: «Я истинный Христос! Я боюсь за свою жизнь. Прочь с дороги!» Подбежал к алтарю и выставил напоказ свои раны. С тем же успехом он мог бы взорвать самого себя. Прощение? Всеобщий шок, чуть ли не бунт. Наша паства никогда от этого не оправится. А если люди расскажут, если начнут звонить из газет, вы понимаете? Он превратил нас в посмешище. Твой друг!
– Мой друг…
Однако голосу моему не хватало блеска, он срывался в фальцет, как у переигрывающего актера в пьесе Шекспира.
– Иисус! – воззвал я из бездны.
Глаза Иисуса, устремленные в вечность, заморгали и обратились на меня.
– О, привет, юнга, – сказал он. – В чем дело?
– В чем дело?! – закричал я. – Ты тут только что устроил вокруг себя адский кавардак!
– О нет, нет! – Иисус вдруг осознал, где находится, и посмотрел на свои руки. Он рассматривал их так, словно кто-то подсунул ему двух тарантулов. – Меня снова бичевали? Меня выследили? Мне конец. Защити меня! Ты принес бутылку?
Я похлопал по карманам, как будто все время носил с собой подобные вещи, и отрицательно покачал головой. Затем обернулся к преподобному, и тот, изрыгая проклятия, прошмыгнул за спинку престола и сунул мне в руку бутылку красного вина.
Иисус рванулся к бутылке, но я выхватил ее и стал держать как приманку.
– Иди сюда. Тогда откупорю.
– Как ты смеешь говорить с Христом в таком тоне!
– Как ты смеешь называть себя Христом?! – воскликнул преподобный.
Иисус отступил назад.
– Я не смею, сэр. Я и есть Христос.
Он поднялся в жалкой попытке изобразить надменность и упал со ступенек.
Преподобный выругался, словно готов был собственноручно убить его.
Я поднял Иисуса, благополучно провел его между скамьями, помахивая бутылкой, и вывел из церкви.
Такси все еще ждало у входа. Прежде чем сесть в машину, Иисус обернулся и увидел его преподобие, стоявшего в дверях, с пылающими от ненависти щеками.
Иисус поднял вверх свои кровавые лапищи.
– Святое прибежище! Да? Прибежище?
– Даже ад, – прокричал преподобный, – не станет тебе прибежищем!
Бах! Дверь захлопнулась.
Я представил, как внутри храма вспорхнули тысячи ангельских крыльев, со свистом рассекая лишенный святости воздух.
