Монокль Фрица Вонга блеснул огнем. Он пристально взглянул на Роя своим китайско-немецким оком, затем решительно кивнул.
– Друг Питекантропа Прямоходящего – мой друг!
Рой с чувством пожал ему руку.
– Мне понравился ваш последний фильм.
– Понравился! – вскричал Фриц Вонг.
– Я был в восторге!
– Хорошо. – Фриц взглянул на меня. – Что нового за это утро?
– Ты не заметил, здесь происходит что-то странное?
– Только что здесь прошагала римская фаланга из сорока человек. По десятому павильону бегала горилла, волоча собственную голову. Из мужской уборной выкинули одного художника-постановщика, он «голубой». Иуда устроил в Галилее забастовку, требует, чтобы платили больше сребреников. Нет-нет. Ничего странного, иначе я бы заметил.
– А мимо никто не проезжал? – подсказал Рой. – Похоронная процессия?
– Похоронная процессия! Думаете, я бы не заметил? Погодите-ка! – Его монокль блеснул в сторону ворот, затем в сторону натурных площадок. – Да, черт побери. Я даже подумал с надеждой: вдруг это катафалк Демилля[178], мы могли бы отпраздновать. Он поехал вон туда!
– А что, сегодня где-то снимают похороны?
– Да в каждом павильоне: тухлые сценарии, актеры, вялые как трупы, английские режиссеры-гробовщики, своими кривыми лапами они не сумеют принять роды даже у кита! Ведь вчера был Хеллоуин, верно? А сегодня настоящий мексиканский День мертвых, первое ноября, так почему на «Максимус филмз» не должны его отмечать? Мистер Холдстром, где вы откопали эту развалюху?
– Это, – произнес Рой, приходя в тихую ярость, как Эдгар Кеннеди в старой комедии Хэла Роуча, – машина, с которой Лорел и Харди[179] торговали рыбой в той самой короткометражке, в тридцатом году. Она обошлась мне в пятьдесят баксов плюс семьдесят за покраску. Прочь с дороги, сэр!
Фриц Вонг, в восторге от Роя, отскочил назад.
– Через час, марсианин! В столовке! Приходи обязательно!
Мы попыхтели дальше среди полуденной толпы, свернули за угол. Рой направил машину в сторону Спрингфилда (штат Иллинойс), Нижнего Манхэттена и Пиккадилли.
– Ты знаешь, куда мы едем? – спросил я.
– Черт побери, на студии есть отличное место, где можно спрятать тело. Кто его там заметит? На натурных площадках среди абиссинцев, греков, чикагских гангстеров, приведи туда хоть шесть десятков уличных банд и сорок полковых оркестров Сузы, никто ничего не пронюхает! Дружище, этот труп должен быть где-то здесь!
Подняв клубы пыли, мы в последний раз свернули за угол и въехали в город Томбстоун, штат Аризона.
– Неплохое название для города, – заметил Рой.
Было тихо и тепло. В этот час – «Ровно в полдень» – нас окружала тысяча следов, отпечатавшихся в пыли киносъемочных задворок. Некоторые принадлежали Тому Миксу[180], Хуту Гибсону и Кену Мейнарду. Взметая горячую пыль, я смотрел, как ветер уносит прочь память. Конечно, их следы не могли сохраниться, пыль не вечна, и даже отпечатки огромных сапог Джона Уэйна давно улетучились, и точно так же следы от сандалий Матфея, Марка, Луки и Иоанна исчезли с песчаного берега Галилейского моря всего в сотне ярдов отсюда, на площадке № 12. Тем не менее здесь все еще пахло лошадьми, и вот-вот сюда подкатит дилижанс с грузом свежих сценариев и новой бандой вооруженных ковбоев. Я не мог отказать себе в тихой радости просто посидеть в стареньком «фордике» Лорела и Харди, глядя на паровоз времен Гражданской войны, который заправляли углем дважды в год, и он превращался то в поезд 9.10 из Галвестона, то в траурный поезд Линкольна, везущий его домой – о господи! – домой!
Наконец я спросил Роя:
– Почему ты так уверен, что труп здесь?
– Черт побери! – Рой топнул ногой по полу машины, как однажды Гэри Купер – по коровьей лепешке. – Посмотри-ка внимательно на эти строения.
Я присмотрелся.
Здесь, в этом уголке Дикого Запада, за фальшивыми фасадами скрывались сварочные цеха, музеи старинных автомобилей, склады декораций и…
– Столярная мастерская? – предположил я.
Рой кивнул, и наш «Форд» медленно, как сонная муха, пополз за угол, подальше от посторонних глаз.
– Гробы делают здесь, так что труп здесь. – Рой вылез из своей развалюхи, по очереди вытаскивая одну длинную ногу за другой. – Гроб вернули сюда, потому что он был изготовлен здесь. Идем, пока не появились индейцы!
