Только на нем пока еще не было царапины…
- И это видели? - спросил отец Себастьян.
Он глядел на нее, она так и чувствовала, что он ждет ответа, который мог бы успокоить его: «Нет, я не знаю, что это такое!» - где же она могла бы увидеть медальон, если он все эти тридцать лет провисел на груди отца Себастьяна!.. Но она слишком далеко зашла и назад пути не было.
- Да, я видела его!
- Господи… - опять прошептал отец Себастьян. - Помоги мне…
Зато сам Филиппо ничего пока не понимал. Он только переводил взгляд с отца Себастьяна на Нику, на медальон, который она держала в руках, потом обратно на лицо святого отца и стоял растерянный и напряженный. Видимо, какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что сейчас произойдет нечто значительное, важное и это будет касаться непосредственно его.
А отец Себастьян так же молча смотрел на него и глаза его были печальны и серьезны.
- Пречистая дева, - прошептал он, - святые великомученики, я благодарю вас, что на закате моих дней вы дали возможность выполнить свой долг. У меня большие сомнения, что принесу радости Филиппо и удачу испанскому королевству, я не волен заглянуть в будущее, но я выполню свои обещания… Филиппо! Слушай меня внимательно.
- Я слушаю, святой отец.
- Ты не безродный подкидыш, каким считал себя все эти тридцать лет, как тебя привезли сюда, в святую обитель. Ты - внебрачный сын покойного испанского короля Филиппа Четвертого. Его подпись, удостоверяющая твое королевское происхождение, находится вот в этом медальоне. Ты - испанский принц.
Отец Себастьян замолчал.
Ника с любопытством уставилась на Филиппо.
Бедный принц! Он еще так ничего и не понял. Он сейчас старается сообразить, что ему делать, как себя вести, что несет ему эта неожиданная, плохо воспринимаемая разумом весть.
- Подойди поближе, Филиппо, - тихо сказал отец Себастьян. - Преклони колени перед этой девушкой.
Послушно - очевидно, тем же движением, каким становился на колени при вечерней молитве, - Филиппо опустился на одно колено. Ника, не дожидаясь подсказки, набросила цепочку ему на голову и спустила медальон за ворот подрясника.
- А теперь встань, Филиппо, - продолжал отец Себастьян, самым будничным тоном, словно ему каждый день приходилось возводить в королевский сан безвестных садовников. - Встаньте, ваше высочество! Присядьте на табурет. Пока, на табурет… Вы можете сидеть не только в присутствии женщины, но и перед любым грандом Испании. Как бы высоко ни было его положение - ваше будет все-таки выше. Выше вас только королева и ваш кровный брат - король Испании. Так садитесь же, ваше высочество.
Филиппо молча опустился на табурет.
Ника все ожидала от новоявленного принца какой-то реакции, восклицания, радости или еще чего-то такого, что, по ее мнению, он должен был сделать, когда наконец понял, что судьба вдруг вознесла его так высоко и над его садом, и над окружающими людьми.
Но Филиппо только чуть выпрямился на табурете и, повернув голову в сторону окна, в непонятной задумчивости уставился на голубое южное небо за оконной решеткой.
«Однако! - подумала Ника. - Нервы у его высочества хоть куда! Что и говорить - садоводство всегда было здоровым занятием… А что бы я делала на его месте? Ну, я здесь не в счет. Комсомолка - и ваше высочество! Смешно…»
- Вы очень спокойно приняли такое известие, ваше высочество, - сказал отец Себастьян.
- Я догадывался, - тихо ответил Филиппо.
Это были первые слова, которые от него услышала Ника, и произнес он их по-английски. Сын испанского короля и испанской монахини, наверное, знал и испанский, однако тридцать лет прожил в английской колонии - и Ника еще раз добрым словом помянула совсем недобрых завоевателей. Судьба испанского принца, как она понимала, переходит в ее руки, и знание им английского в какой-то мере облегчает ей задачу. Однако не очень. «Куда теперь я с ним?» - впервые подумала она. - «На «Санте», наверное, Оливарес!»
- Вы догадывались? - удивился отец Себастьян. - О чем догадывались, ваше высочество?
Филиппо ответил не сразу. Он по-прежнему задумчиво смотрел на небо за окном.
- Я часто видел королевский дворец, - вдруг сказал он.
