Как-то в разговоре Митяй упомянул о местной легенде. Есть, мол, такая деревня – Черемшанка. Стоит на самом краю Китлинского болота. Жители бросили ее лет пятьдесят назад. Почему – никто точно не знает. Бросили и все. Бабы, которые любят языки почесать, рассказывают о каких-то болотных духах, о Хозяине Болот. Тармаклинские туда не заходят, побаиваются. Но Митяй в эти бабские сказки не верит.
– А далеко эта Черемшанка? – Игорь напрягся. Как гончая, напавшая, наконец, на свежий след.
– Да, почитай, рядом, – рассеянно ответил Митяй. – Если на лодке, то километров десять вверх по Тунгуске. Но сейчас на речке лед стоит. Нужно добираться до Ляпуновки, а от нее еще километров пятнадцать лесом. Дорога там давно заросла, но пройти можно, если захотеть. Мы в этой Черемшанке с другом твоим, Серегой, отогревались, когда зимой на болото ходили.
Игорь развернул свою карту, в пляшущем пламени свечки поводил пальцем по большому зеленому полю. Вот она – Черемшанка. Отмечена, как «нежил». Игорь вытащил из кармана ручку и быстро соединил прямыми отрезками четыре известных озера. Получилась кривая, напоминающая букву «г». Потом провел еще одну линию. Получился треугольник. И последняя линия пересекла Черемшанку.
– Так, говоришь, туда сейчас можно добраться? – уточнил он.
– Вполне, – подтвердил Митяй. – Если все время на север, а потом десять километров на северо-запад.
– А проводишь?
Митяй хитро улыбнулся и показал две растопыренных пятерни. Это означало: провожу, если купишь десять обезьянок. Игорь покачал головой, показал в ответ четыре пальца, в вслух сказал:
– Ничего, я и сам не заблужусь. А ты за моей машиной пока присмотришь…
– У-у, грабитель, – вздохнул Митяй. – Хорошо, бери четыре, а на сдачу свой перочинный ножичек отдашь.
Игорь крякнул. Нож был хоть и старый, но острый и надежный – настоящий швейцарский «Венгер».
– Хорошо, отдам, – согласился он. – Если Тимофеева найдем…
Срубы большинства домов в Черемшанке действительно сохранились неплохо. Лишь только кое-где земля под ними просела. Ведь ставили эти дома без всяких фундаментов. Цемент в те годы уходил на великие стройки социализма, и о деревнях в далекой Сибири в несколько десятков домов никто даже не задумывался…
– Пустовато как-то в этой деревеньке, – усмехнулся Игорь. В дороге он почти не устал. Только в глине сильно измазался. Запнулся об корягу и упал неудачно – прямо в грязь. Митяй успокоил. Если грязи дать хорошенько высохнуть, то и оттирать ее не придется – сама отвалится…
– Пусто. Зато тихо, – резонно возразил Митяй. – Мне нравится. Иногда думаю: вот бы сюда перебраться. Да ты сам погляди. Вот готовая изба стоит. Почти целая. Не то, что моя развалюха в Тармакле.
– А не боишься?
Митяй покосился на Игоря, запахнул полы рваной телогрейки и заново перепоясался потертым солдатским ремнем.
– Пора на ночь устраиваться. Переночуем, а с утра назад. По темноте в этих местах луче не бродить…
Игорь возражать не стал. Он никуда не торопился. Тимофеев в Черемшанке бывал. Значит, мог вернуться опять. Китлинское болото отсюда как на ладони. Лучшей базы в округе и не найти…
Среди ночи Игорь проснулся от холода и почувствовал, что в старом доме, кроме них с Митяем, есть еще кто-то.
– Тимофеев, – тихо позвал он. – Это ты?
– Я, а кто же, – раздался из темного угла знакомый голос. – Ты не пугайся. Просто я не хотел тебя будить.
Игорь радостно подскочил с самодельной лежанки.
– Почему не звонил, черт рыжий?
– Давай печку растопим, – вместо ответа предложил Тимофеев. – Много чего произошло за это время. Сразу и не расскажешь…
Топилась печь отвратительно. Давала больше дыма, чем тепла. Видимо, основательно забился дымоход. Но вид огня успокаивал. Игорь подсел поближе, завернувшись в свою куртку, и стало ему хорошо. Довольный Тимофеев подбросил в печь смолистые хвойные ветки. Ветки затрещали и мгновенно вспыхнули, распространяя по холодной комнате аромат смолы.
– Ну что, нашел свое озеро? – поинтересовался Игорь.
– Нашел, – кивнул Тимофеев. – И Храм тоже нашел. Вот только не знаю теперь, что со всем этим добром делать.
Тимофеев хмыкнул и вытянул ноги, упираясь спиной в теплую стенку печки.
