– Да, миссис Догерти, – ответила Пэгги Дэниш. – Лили только что подала на стол главное блюдо. Выглядит замечательно.
– Пойду-ка я проверю это сама. – Мэгги улыбнулась девушке, сняла белый передник и, пригладив волосы, вышла из комнаты. Дэниел последовал за ней. В проходе они вдруг остановились.
Мэгги нельзя было назвать ни дурнушкой, ни красавицей, но лицо ее прямо-таки лучилось мягкой добротой. Дэниел взглянул на Мэгги и сказал:
– Извини меня. От всего сердца прошу, извини.
– Не глупи. Я ждала очень долго и не стыжусь говорить это.
– Да, Мэгги, но это после тех двадцати лет, когда я был тебе как отец…
– Ха! Я никогда не думала о тебе, как об отце, Дэн. – Она слегка улыбнулась. – Забавно называть тебя просто Дэном.
– Значит, ты не пойдешь на свадьбу?
– Нет. – Она отвернулась, посмотрела в глубину коридора. – Я думала об этом и поняла, что не смогу. Мне же придется следить за своей речью и манерами. Это будет тяжело. Ведь когда она относилась ко мне свысока, я уже хотела было развернуться и уйти. Не знаю, что меня тогда удерживало. – Мэгги опять взглянула на него. – Потом-то я поняла, что я здесь надолго. Но никогда не думала, что это затянется на двадцать лет. Раньше, бывало, воображала себе, что я здесь из-за Стивена, потому что он был такой беспомощный и нуждался в любви. И до сих пор нуждается, – она кивнула Дэниелу, – больше, чем все мы.
– Я бы так не сказал, Мэгги.
Когда она резко повернулась, Дэниел поймал ее руку и уже хотел было произнести: „Не бойся, это больше не повторится". Но Мэгги опередила его и сказала, глядя ему прямо в лицо:
– Как тебе известно, в выходной день я поеду к моей кузине Елене. Ты помнишь, на Боуик-роуд, 42. – Она слегка покачала головой и пошла прочь.
Дэниел сильно прикусил губу, но остался стоять на том же самом месте.
Ужин подошел к концу. Гости восторженно обсуждали блюда и в очередной раз поздравляли Уинифред с удачным выбором кухарки – Мэгги Догерти.
Как обычно, женская часть общества перешла в гостиную, оставив мужчин наедине с их сигарами и портвейном. Такую традицию завела Уинифред, как только семья поселилась в новом доме. Этот несуразный, давно устаревший обычай поначалу веселил Дэниела. Но только поначалу…
Аннетта Эллисон сидела на жестком стуле рядом с роялем и переводила взгляд то со своей матери на будущую свекровь, то с Мадж Престон на Бетти Боубент. Мысли ее бессознательно складывались в молитву. „Боже милостивый, – говорила она себе, – не дай мне превратиться в одну из них". При этом Аннетта вовсе не бранила себя за такие мысли и не думала раскаиваться, особенно за нежелание быть похожей на мать. Хотя ей, с пяти лет воспитывавшейся в женском монастыре, такое неприязненное отношение к людям должно было бы казаться кощунством.
Аннетта понимала, что в этот вечер им с Доном не удастся провести наедине даже пяти минут, ведь обе матери – ее и Дона – следили за влюбленными, словно тюремные надзиратели. Куда уж тут! Когда Аннетта думала о матери жениха, она начинала слегка опасаться за свое будущее. Ведь, став женой, она уже не сможет скрывать свои чувства и сдерживать свой язык…
Миссис Боубент между тем упомянула в разговоре злополучную Марию Толлет, и мать Аннетты тут же переменила тему, заявив:
– Не правда ли, было бы великолепно, если бы мы могли заказать погоду на следующую субботу?
Это был подходящий момент, чтобы выскользнуть из комнаты. Аннетта поднялась и обратилась к Уинифред:
– Вы не будете против, если я пойду наверх поболтать со Стивеном?
После некоторого колебания Уинифред улыбнулась и ответила:
– Ну, конечно же, нет, дорогая. Стивен будет очень рад видеть тебя.
Женщины проводили Аннетту внимательным взглядом. Мадж Престон повернулась к Джэнет Эллисон:
– Зачем нужно что-то замалчивать, Джэнет? Она же все об этом знает, да и все знают.
– Нет, не знают! – бросила Джэнет с негодованием. – В любом случае, не показывают этого.
– Да, до тех пор, пока Мария уже не сможет скрывать свой живот.
– Фу, как это грубо, Мадж.
– Не будь ханжой, Джэнет. А что, если то же самое случится с Аннеттой?
Вскакивая со стула, Джэнет воскликнула:
