В сегодняшнем номере газеты на первой и второй полосах опубликована нота народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова "О повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях". Документы, факты, цифры, свидетельства. Даже самые мрачные времена татарского нашествия и средневековой инквизиции меркнут перед преступлениями немецких фашистов. Человеческий ум отказывается воспринять это. Мы еще не знали и не могли знать, где, когда и какой трибунал будет судить этих извергов человеческого рода. Но наш народ уже вынес им свой приговор, и Красная Армия приводит его в исполнение: штыком и пулей. К этому и звала передовая статья газеты.
"Мы не забудем им ничего и ничего не простим", - сказано было тогда в передовице. "Не забудем и не простим!" - говорим мы и ныне.
Советская нота многое рассказала. Но еще не все. И как бы в дополнение к ней мы каждый день публикуем все новые и новые свидетельства кровавых преступлений гитлеровцев.
Напечатана подборка актов за подписями свидетелей фашистских злодеяний под такими не требующими пояснений заголовками: "1. Чудовищная расправа с ранеными красноармейцами. 2. Гранаты против детей. 3. Поджоги и разбой. 4. Повальный грабеж"... Вот один из захваченных фашистских документов. Из приказа командира 98-й германской пехотной дивизии на отход. 24 декабря 1941 года, 6 час. 30 мин.:
"Подробности отхода:
Обратить внимание на то, чтобы с собой брать только необходимые для жизни предметы, без которых нельзя обойтись, все прочее уничтожать.
Находящийся в землянках ценный материал, как-то: стекла, печи и т. д., если он не может быть взят с собой, уничтожать. Землянки взрывать.
О поджоге деревень смотри приложение.
Приложение. Программа разрушений.
...Следующие местности сжигаются арьергардами (не саперами): Кузовлево, Чернишня, Орехово, Ольхово, Сережкино, Круалино, Успенское, Борисово, Глядово, Искра, Минково. Приготовить эти населенные пункты для зажигания...
Кроме того, все имеющиеся запасы сена, соломы, продуктов и т. д. сжечь. Все печи в жилых домах вывести из строя закладыванием ручных гранат...
Этот приказ ни в коем случае не должен попасть в руки противника. В любых условиях этот документ следует уничтожить".
Итак, три "операции" предусматривал своим приказом командир немецкой дивизии: первую - на отход, вторую - для уничтожения этого зловещего документа, третью - для разрушения и поджога наших деревень. Первые две ему не удались: дивизия была разгромлена, приказ не успели уничтожить, и он попал в наши руки. Удалась лишь третья "операция" - уничтожение наших деревень...
* * *
Получен из Крыма очерк Симонова "Последняя ночь". Он не описывал саму операцию - мы уже напечатали такой материал, - а рассказывал о ее героях, о встрече с десантниками в те первые ночные часы. Симонов вернулся также к той теме, которую раскрыл в своих декабрьских очерках с полей Московской битвы: о ненависти, сжигавшей каждого бойца, когда он своими глазами увидел зверства немецких оккупантов.
"В эту ночь в городе трудно было взять "языка". Три раза давал командир Блинов приказание привести к нему офицера и три раза возвращались к нему с пустыми руками.
- Не могу, - говорил, стоя перед командиром, рослый моряк, без каски, с обмотанной кровавым платком головой, - не могу увидеть его и не убить. Сколько моих товарищей погибло, а я его в живых оставлю. Как хотите, товарищ командир, а нет у меня такой силы, чтобы в живых его оставить".
Когда я вычитывал верстку очерка, позвонил из Крыма Симонов. Беспокоился, получили ли мы "Последнюю ночь", переданную по военному проводу. Сказал, что написал и вторую корреспонденцию - "Предатель", тоже на подвал.
Я прямо-таки опешил. Что еще за "Предатель", да еще на целый подвал? Предложил Симонову выехать в Москву. До столицы он добрался быстро и прямо с аэродрома явился ко мне. Выглядит не лучшим образом: на лице какие-то багровые пятна. Что случилось? Долго об этом не стал распространяться. И я ему сказал:
- Давай своего "Предателя".
