Но уже в самом начале, получив первые образцы, где и матрицы было маловато, а пропитки лишку, а вскоре – первые самолеты, товарищ Яковлев начал задумываться: а так ли уж нужна ему дельта‑древесина? Да и дюраль, в общем‑то… Потом со злополучной древесиной наладилось. Но и временную меру, так выручившую авиапромышленность, а заодно ее руководство! – в трудную минуту, отодвинули в сторонку, а вовсе забыть – не забыли. Возились, постепенно доводя до ума. А потом придали штатный характер. Самолеты, собранные из суррогата, оформили в качестве модификации, добавив к названию "С". Так повелось и с последующими моделями Яковлева. И не только его. Естественным следствием удачного опыта стало то, что сборку самолетов потихоньку тоже перенесли на место – туда, где были и моторы, и большая часть деталей планера. Больше 17‑й не расставался со своим небольшим авиапроизводством.
Так вместе и перебазировались в страшном 41‑м. История с дельта‑древесиной повторилась, как это и положено любой истории, только тут никаким "фарсом" и не пахло. После этого небольшое производство перестало быть небольшим, исподволь становясь громадным. Колоссальным. Два завода составили, своего рода, двуединое ядро нового комплекса, продолжая расти, а вокруг, как грибы, росли "вспомогательные" производства. Детали набора и обшивки еще и для других заводов. Электрооборудование. Приборы. Технологическая оснастка, включая станки и инструменты. Росли, сами становясь гигантами индустрии. Особенность 63‑го была все той же, идущей от повадок Сани, от его знаменитого credo: "Лучше здесь произвести, чем от смежников везти". С учетом перегруженных дорог воюющей, напрягающей все силы страны, надо признать, что в этом высказывании была своя сермяжная правда. Так что та линия, что он вел на 17‑м, продолжилась, только масштабы были совсем, совсем другие. Фактически они обозначали невероятную концентрацию производства. Образование переросло то, что много позже назовут красивым словом "кластер": по сути, ЭТО, скорее, соответствовало целой индустриальной провинцией вроде тех, что называются "Рур", "Донбасс" или, много позже – "Силиконовая долина".
У этого была и своя обратная сторона: такая концентрация производства придала комплексу громадный масштаб, с неизбежным при подобных преобразованиях "буйством нелинейности": бывшее прежде мелочами вылезало на первый план. Приходилось принимать и обрабатывать колоссальное количество сырья, отправлять необозримые объемы продукции, и, кроме того, размещать, кормить и обслуживать очень, очень большое количество людей. Бараки – бараками, зоны – зонами, так еще в бурный рост пошли и старинные городки поблизости, что существовали тут ни шатко, ни валко, сотни лет, никуда не торопясь и почти не меняясь. Потом комплекс просто сожрал и поглотил их.
Да вот, хотя бы, чего стоила одна только вода. Комплекс жрал ее столько, что очистка и повторное использование воды очень быстро стало жизненной необходимостью, а не данью экологической моде, о которой на родине социализма впервые услыхали аж лет через двадцать пять. И, услыхав, не сделали никаких выводов, потому что было ни к чему. Этого, разумеется, было недостаточно, и именно там была введена в широкое обращение мода делать подземные цистерны для накопления дождевых, снежных и талых вод. Этот прием тысячи лет используется в тропических странах, но тут был создан вполне независимо. Потом это стало общим местом в южной Сибири и северном Казахстане.
А переработка отходов, что производственных, что бытовых! Включая фекальные массы. При надлежащих масштабах это же истинное приключение Духа! Если кто понимает, конечно. Не зря среди двенадцати подвигов Геракла расчистка Авгиевых конюшен упоминается на полном серьезе, без малейшей иронии. А обучение новых работников! Чего стоило хотя бы управление потоками производственной информации, что стали поистине необозримыми? Да мало ли что. Саня и потихоньку сложившаяся рядом группка подручных исповедовали общую религию, первой заповедью которой было: Кустарщины Быть Не Должно. Каждый раз, каждый раз, пытаясь сделать "большую" технологию для решения "непрофильных" задач, они испытывали очень нешуточное давление со стороны руководства. Мягко говоря – давление. Потому что речь шла и об идеологизированной риторике, и о прямых угрозах. Но они гнули свою линию, правдами и неправдами стараясь решить "мелкие" проблемы "ad finitas". До чистой воды. До ситуации, когда отходов не существует вообще. Когда для обучения молодежи делают не ФЗУ, а по сути, вполне полноценный, здоровенный ВТУЗ с тремя ступенями, – но это особая тема. В конце концов, фигурально (но и не слишком) выражаясь, когда не дерьмо, а удобрение. Каждое решение в таком ключе окупалось и переокупалось, причем чем дальше, тем больше (потому что, в отличие от ЛЮБОЙ вещи, организационное или конструктивное решение может длить свое действие многие десятилетия, века и даже тысячелетия), но требовало чрезвычайного напряжения в самом начале. Такой подход настолько не вписывался в стиль первых пятилеток и последних предвоенных лет особенно*, что окончательно к нему привыкли только тогда, когда сменилось целое поколение управленцев.
