– Вторично настаиваю на точности в формулировках, – сказал Вилга. – Во-первых, не нашу работу, а скорее Дилайта и его компании. Не забывай, что мы теоретики, а не практики. Во-вторых, я не думаю, что даже Дилайт примет на свои просторные плечи ответственность за промашку вполне конкретного ксенолога по фамилии Варданов. Которого он, возможно, и в глаза-то никогда не видел.
– И много ли будет от тебя толку? – насмешливо спросил Биссонет. – С твоим кабинетным жизненным опытом, с твоим узконацеленным интеллектом? Социальной адаптацией таких экземпляров, как твой плоддер, обязаны заниматься эксперты по человеческим отношениям – психоаналитики, в крайнем случае – исповедники. А уж никак не мы, ксенологи. И наверняка занимаются!
– Ничего, – уверенно сказал Аксютин. – За актуальный образчик «хомо сапиенс» я вполне сойду. Если он адаптируется ко мне, то и ко всей расе приноровится без проблем.
Биссонет захохотал, а Вилга проговорил примирительно:
– Все же не нужно декораций. По-моему, коль скоро среди нас появится плоддер, то и нужно относиться к нему как к плоддеру, появившемуся среди нас.
– Это как? – с интересом осведомился Аксютин.
– Я не знаю. Так и буду держать себя: как человек, который не знает.
– Вот достойная формулировка! – провозгласил Биссонет. – Се ксеносоциолог! Впрочем, я тоже пока не решил, как себя поставить. Но уж во всяком случае не намерен кидаться к нему на грудь, разбрызгивая вокруг слезы умиления.
– Экие вы, – сказал Аксютин с досадой. – Оглядчивые.
6.
Кратов остановился перед дверью кают-компании. Из-за нее слышались голоса. Сейчас ему вовсе не хотелось с кем-то заговаривать. Признаться, он отвык от непринужденного общения с незнакомыми людьми. Но Дилайт проводил его лишь до шлюза и там бросил, сославшись на некие экстренно возникшие дела, а что делать дальше и куда притулиться, Кратов не знал. Не хитрил ли командор миссии?..
Поколебавшись, он коснулся сенсора – дверь с мягким шорохом утопилась в стене. Кратов невольно проводил ее глазами. Потом его взгляд переместился на людей, что расположились вокруг стола, заваленного бумагами и цветными графиями.
Один из них, невысокий, бледный, тонкий, как подросток, и такой же подвижный, был ему уже знаком. Его фамилия была Аксютин, а имя Кратов не то пропустил, не то оно вообще не прозвучало в ходе беседы в кабинете шеф-пилота. Остальных он видел впервые.
Крупный черноволосый красавец с ухоженной бородой, в ярко-синем свитере и аккуратнейше отглаженных белых брюках, смотрел на Кратова с любопытством и в то же время со скрытой брезгливостью. Как на редкий экземпляр тропического паука-птицееда. От него исходила ощутимая волна неприязни.
И еще один, коренастый, пышноволосый, при густых пшеничных усах, выглядел совершенно растерянным, словно появление Кратова застигло его за какими-то сомнительными делишками.
– Здравствуйте, – сказал Кратов, найдя, что пауза угрожала затянуться. – Где я могу оставить свои вещи?
Аксютин поднялся из кресла, зачем-то одернул пеструю курточку и набрал полную грудь воздуха. Возможно, он полагал, что это добавит ему солидности.
– У меня, – произнес он. – Четвертая дверь по коридору. Видите ли, тут отчего-то сплошь каюты на двоих, а я как раз непарный.
Кратов ждал, что он скажет еще, но Аксютин умолк, стравив весь воздух и, очевидно, не имея сил на новый вдох. «А ведь он меня боится, – подумал Кратов. – Но хорохорится как может. Почему? Неужели я стал способен внушать страх? Или это потому, что я плоддер?»
Он молча кивнул и бережно притворил дверь.
– Ого, – послышалось ему вслед негромко, но отчетливо. Наверняка это был красавчик. – Вот еще один натуральный Кинг-Конг. Что они там, в звездоходах, глыбы ворочают?!
– Преклоняюсь перед тобой, Павел, – присовокупил усатый. – Я бы ни за что не решился на такой подвиг самопожертвования.
Кратов почувствовал, что краснеет, и поспешил отойти. «Сейчас начнут мыть мне косточки. Или уже домывают. А чего удивляться?
Туда, где стаей фениксы собрались,
И черная ворона прилетела.
Она – как одинокий черный камень,
Попавший в груду белого нефрита…
