Андрей закаменел в кресле, стремительно трезвея.
– Ну? – Сергей вскочил. – Ну, давай, рассказывай, чего там у тебя было? Не «Ливень», конечно. Твои же явно были с другой стороны. Что – имперские танки? Нет? Ну – давай, плачься, кто там научил тебя убивать? Полиция? СБ? Морпех изнасиловал твою…
– Заткнись, – выдохнул Андрей. – И… прости меня, Сержик.
Мальчишка как-то сразу сник; упал в свое кресло:
– Ты все врал.
– Серж…
– Суки! – мальчик вдруг стукнул обоими кулаками по столу. – Один раз поверил… Мне дед объяснял: не бывает истинной Силы без права, а право – оно внутри; не верь тому, кто говорит, что его право дано извне. Убивай, если ты прав, но не говори, что… – он уронил голову на руки и заплакал – не навзрыд, тихо, просто текла из глаз безнадежно соленая влага.
– Серж…
– Что?! Чего тебе? Я первый раз поверил, что бывает по-настоящему… А ты… такой же… Нету никакой Силы.
Андрей оглянулся – уже трезвый, с горящим от ужаса и стыда лицом. Увидел пучок тусклых полевых цветов и каких-то трав, что позавчера притащил с летного поля Сергей: уже увядшие, они печально свисали на край стакана с водой.
Ох, не стоит, подумал он, восстанавливаться неделю буду. Еще и после этого дурака в кабаке…
Но было нужно.
Андрей прикрыл глаза, второй раз за сегодняшний день собирая всю Силу, которую мог; последние остатки опьянения слетали с него ошметками.
– Сержик, – тихо позвал он.
Мальчик оторвал голову от локтей, посмотрел на него.
– Сила есть, Сержик, – Андрей вдохнул и поднес правую руку к полумертвым цветам.
Сила била сквозь его руку, как вода через пожарный брандспойт. Он никогда не делал этого раньше… Не неделя… полгода… год релаксации.
Цветы оживали на глазах; даже полуосыпавшийся колосок никому неизвестного злака из мира Седой приподнялся и запылал сочной, живой зеленью.
– Сила есть, Сержик, – повторил Андрей, опуская онемевшую руку.
Мальчик смотрел на него, заметно оживая лицом.
– Прости меня, – сказал Андрей. – И иди спать. Напиваться мне теперь придется заново…
В незашторенные стрельчатые иллюминаторы рубки били лучи восходящего эдемского солнца.
Несмотря ни на что Андрей прекрасно выспался. Он пил утренний кофе, развалясь в кресле перед пультом связи, и ждал, когда придет запрошенная им справка из Информатория. Ждал и вспоминал.
Ему было лет тринадцать, когда состоялся тот памятный семейный совет.
Шел 2191 год; только что по ТВ прошло сообщение о стычке на Земле-Крайней, где, по словам обозревателей, «имперские войска и подразделения СБ ликвидировали последний оплот затаившихся древних корпораций». Мама почему-то охала, глядя, как бравые десантники на экране вышагивали к кораблям, а позади них цвели сады. Андрей немного завидовал им: вот это жизнь, жизнь, полная событий и приключений. «Последняя романтическая профессия», как говорилось в рекламных буклетиках Имперских Вооруженных Сил, которые им раздавали в школе.
Спустя две недели в доме появился дядя Саша, мамин брат, – неожиданно, как всегда. Вот только левая его кисть оказалась затянута в черную перчатку, под которой угадывался хороший, но все-таки отличимый от живой плоти, протез, а подбородок и вся левая часть лица были теперь сделаны из белого, с едва заметными мраморными разводами, пластика. Это было так похоже на дядю Сашу. Андрей просто не смог бы его представить с лицевым протезом стандартного, болезненно розового цвета, призванного прятать уродство хотя бы на расстоянии. Впрочем, таким – наполовину электронным – он его тоже никак не мог себе представить.
– Сашенька! – мама кинулась к брату, обняла, прижалась головой к груди. Он тоже ее обнял (Андрей увидел, как встретились на маминой спине две руки – черная и живая, загорелая до смуглости):
– Маша!..
Через полчаса приехал дед; тоже обнялся с дядей Сашей – коротко, по-мужски. И вдруг грохнул кулаком по тумбочке с обувью. Андрей запомнил лицо деда – даже не лицо, а поразившие его детали. Он еще никогда не видел деда таким: у того дрожала губа и капли слез быстро набухали в глазах.
– Сукины дети, допрыгались? Я говорил вам… – дед заметил Андрея, выдохнул, качнул головой. – Здравствуй, мальчик мой.
