На планете было темно.
Здесь, на границе Лесного Пояса, тьма не была абсолютной. Если выключить в рубке свет, то сквозь незадернутые обзорные экраны можно было различить стволы последних деревьев. Но эта полупрозрачная тьма была тяжелой, и сразу было понятно, что прямые лучи солнца не пронзали ее никогда…
Сумерки были странным и страшным миром. Возможно, самым странным из миров, открытых и освоенных человечеством за последние полторы сотни лет. Сумерки упоминались во всех астрономических энциклопедиях как планета с самой низкой скоростью вращения вокруг своей оси. В результате сумасшедшей выходки природы, обусловленной, вероятно, некими космогоническими законами, период обращения вокруг собственной оси у Сумерек был равен периоду обращения вокруг своего Солнца. Сумерки и их звезда образовывали такую же «заколдованную» систему, как Земля-Первая и ее естественный спутник – Луна. Вращаясь вокруг своего Солнца, Сумерки всегда оставались повернуты к нему одной и той же стороной.
Это наградило планету двумя дополнительными полюсами: помимо «классических» – Северного и Южного, отмечающих ось вращения планеты, Сумерки имели еще и Полюс Света – точку, где палящее Солнце всегда висело в зените, и Полюс Тьмы, где царила вечная ночь, а Солнце всегда было точно под ногами – в надире. Планета была похожа на два составленные вместе полушария, словно бы созданные разными богами: Восточное, где на камнях плавился алюминий, и Западное, скованное колоссальным ледником. И лишь тоненьким трехсоткилометровым ободком шла между двумя полушариями полоса Сумерек, где имелось даже подобие дня и ночи, и где, как это ни странно, смогла возникнуть и даже развиться до высших форм жизнь.
Именно эта полоса, давшая имя планете, и привлекла сюда людей – воздухом, по составу близким к оптимальному; средней температурой чуть выше ноля по Цельсию и, главное, уникальными месторождениями редких элементов. Впрочем, месторождения эти разрабатывались сейчас едва ли вполсилы: на самих Сумерках продукт их знаменитых копей находил мало спроса (здесь не было очень крупного производства), а доставленный в другие миры, этот продукт оказывался не настолько дешев, чтобы породить настоящую «золотую лихорадку».
…Андрей присел у окна кают-компании, слушая, как потрескивает, остывая, планетарный движок. Свет был приглушен, и в черноте окна неясными силуэтами проступали изгибы деревьев: этот бок корабля оказался обращен к лесу. Он так решил, еще выходя из прыжка вблизи планеты: никаких портовых гостиниц. Благо в этом мире еще достаточно диких мест. Ему очень не хотелось ни с кем разговаривать, да и страшновато было бросать корабль с грузом на сокрытом вечными сумерками полудиком космодроме этого затерянного в Галактике мира. А хотелось побыть одному; приготовить себе вкусной еды, посидеть у костра, выпить водки и подумать о том, во что вляпался.
Перелет был тяжелым. От Земли-Первой Сумерки отделяло больше половины диаметра Галактики. Восемнадцать прыжков. Андрей устал, но чувствовал, что гораздо больше усталости его гнетет мысль о том, что (впервые в жизни!) он работает не по собственной воле. Странное было у него настроение: не было ни злобы, ни обиды, но висела какая-то тяжесть на душе. И в то же время где-то очень глубоко внутри постоянно тренькал звоночек: новое, что-то совсем новое вошло в его жизнь. Он поддался этому настроению, еще подходя к планете, и, «свалившись» на один из второстепенных ее космодромов (смешная лексика бывалых пилотов, которая уже несколько лет как въелась ему в печенки, – «свалиться», «перевалиться»…), потратил лишь час на регистрацию и поход в магазин, после чего снова стартовал, чтобы уйти в это дикое место на западной опушке Лесного Пояса.
…Андрей усмехнулся, вспомнив этот симпатичный магазинчик – маленькую продуктовую лавку для хорошо обеспеченных людей, которым не нравится стандартный автоматизированный комфорт супермаркетов и огромный, но неизменный до отупения, выбор правительственных линий доставки. Консервы и замороженные продукты надоели ему за полторы недели перелета, и он зашел сюда, чтобы купить чего-нибудь свежего на ужин.
